Психологическая помощь подросткам
Менее опасный с точки зрения правовых отношений характер носят реакции увлечения, или хобби-реакции, подростков. Хобби не связано со сферой инстинктов или безусловных рефлексов, но в отличие от интересов и наклонностей носит более эмоциональный характер. Увлечения являются личностно значимыми для подростков, поэтому они могут служить ключом для установления контакта с ним. Отсутствие же увлечений у подростков является тревожным симптомом. Большую опасность представляют реакции, обусловленные повышенным сексуальным влечением. В первую очередь это непосредственные проявления сексуальной активности — мастурбация, ранние и беспорядочные половые связи, транзиторный (проходящий) подростковый гомосексуализм. Подобное развитие сексуальных отношений, а особенно их закрепление в сознании, приводит к нарастанию дезадаптации и формированию устойчивого стереотипа поведения, отрицающего нравственные и юридические нормы общества.
Исследования последнего десятилетия показали, что одной из важных причин формирования делинквентного поведения у подростков является страх перед будущим. Совершение правонарушения становится попыткой преодолеть этот страх в той ситуации, когда ребенок не видит возможности рационального разрешения предполагаемых трудностей в будущем.
Большую роль в формировании противоправного поведения у подростков играют особенности воспитания в семье. Например, гиперопека со стороны родителей приводит к формированию подчиненности и отсутствию критичности по отношению к взрослым. Такие подростки сами редко идут на преступление, а оказываются втянутыми в него взрослыми преступниками. Вседозволенность формирует такие черты характера как эгоизм, претенциозность, нежелание считаться с мнениями, чувствами и правами других людей. Часто такие подростки даже не дают себе отчета в том, что они совершили преступление. Эмоциональное отвержение со стороны близких людей приводит к тому, что подросток становится эмоционально неустойчивым, импульсивным. Он способен совершить самые тяжелые преступления для того, чтобы добиться признания со стороны значимых для него лиц.
Ряд психологов и психоаналитиков считают, что подростковые суициды и правонарушения — это явления одного порядка. Правонарушения — это поведение суицидального характера, соединяющее в себе уход от реальности с поисками легкой жизни и желанием спровоцировать окружающих. От совершенных преступлений подростки получают почти сексуальное удовлетворение, которое позволяет забыть страх перед будущим.
Влияние криминальной субкультуры подростков в местах социальной изоляции на межличностные отношения. Мир внутри пенитенциарных заведений для подростков-преступников имеет свою специфику. В их субкультуре имеется ряд направлений в зависимости от того, каких «законов» и правил придерживаются те или иные подростково-юношеские группировки. Выделяется традиционная группировка «воров в законе». Как правило, в нее входят подростки из семей с устойчивым криминальным стереотипом поведения (семьи бывших заключенных, отбывавших наказание до начала 90-х гг. XX в.). Есть так называемые спонтанные преступные группировки, у которых нет четких правил и «законов» межличностного и межгруппового взаимодействия. Зачастую у них соседствуют правила молодежной субкультуры того или иного региона и отдельные «воровские» законы. Такими можно считать недавно широко известные на всю страну казанские молодежные группировки. У «казанцев» и в местах социальной изоляции сохранялась устойчивая тенденция к группированию. Существуют и в последнее время получают все большее развитие именно в молодежно-подростковой среде группировки преступников-«беспредельщиков», т. е. не имеющих какой-либо строгой регламентации межличностных и межгрупповых взаимодействий. Вся жизнедеятельность таких группировок основывается на праве силы.
Главной отличительной чертой субкультуры мест социальной изоляции подростков является жесткость именно неформальной структуры власти. В первую очередь, достаточно жестко закреплены правила, регламентирующие жизнь высшего тюремного сословия — «воров в законе». В местах лишения свободы для подростков эта проблема осложняется тем, что в роли авторитетов, как правило, выступают осужденные, уже перешагнувшие 18-летний рубеж. В соответствии с У ПК РФ, они могут оставаться в воспитательных колониях до достижения 21 года, поэтому «авторитетность» их в среде несовершеннолетних преступников — проблема не только их личностных свойств, но и возраста и срока пребывания в колонии. Как правило, 18-21-летние молодые люди сильнее физически и имеют больший «стаж» пребывания в условиях изоляции. Они лучше адаптированы, у них налажены связи с «волей» и т. д., поэтому они имеют больше возможностей для манипулирования вновь поступающими членами тюремного сообщества.
Юношеский максимализм, стремление к поиску виновника в своих неудачах вне себя, возрастная подростковая агрессивность, усиленная и аккумулированная тяжестью социальной изоляции, приводят к высокой межличностной напряженности во взаимоотношениях. Для разрядки напряженности, как правило, используются представители низших каст. Причем насилие очень часто носит ярко выраженный сексуальный характер — от грубого изнасилования до принуждения к различным действиям сексуального характера. Это объясняется как повышенной сексуальностью подростков, так и поиском своей половой идентификации.
Из всего многообразия норм, традиций, правил и атрибутов криминальной субкультуры в среде подростков оказались наиболее устойчивыми те, которые воспринимаются ими как способ, или обряд, инициации. Причем он характерен в первую очередь для молодежной и подростковой субкультур. Этот обычай всеобъемлющ, он действует не только среди преступной молодежи, но и в среде вполне благополучной, а также в армейских коллективах, учебных учреждениях и т. д. Например, особые условия и порядок приема новичков в уголовной среде получи-
ли название «прописки». Она имеет функции изучения новичка, выяснения его слабых и сильных сторон, компрометирующих его обстоятельств и в соответствии с этим определение его статуса в группе, его прав и обязанностей. В ходе «прописки» высокостатусные подростки стремятся всеми способами унизить новичков, подчинить их своему влиянию, занизить их статус и подвергнуть суровой эксплуатации, поэтому «прописка» оказывается очень жестокой процедурой. Например, в армии молодого солдата могут избивать ремнями, стараясь попасть по телу металлической пряжкой. У новичков реквизируются все ценные вещи и продукты. Они вынуждены терпеть голод в течение нескольких дней, у них отбирают сигареты, могут ночью выставить раздетыми на мороз. Таким образом, существенным элементом «прописки» является испытание физической выносливости, поскольку в подростковой среде физическая выносливость является главным показателем обоснованности притязаний на высокое положение в неформальной иерархии.
Надо сказать, что в первобытном обществе обряды инициации также не отличались гуманностью. В местах, где они проводились, обнаружены следы рук без верхних фаланг пальцев. У африканских и полинезийских племен инициация тесно связана с нанесением себе физических увечий.
Таким образом, архаические общества и криминальная субкультура несовершеннолетних преступников обладают большим количеством схожих черт, что позволяет говорить об их родстве. Соответственно можно говорить и о сходстве восприятия, эмоциональных процессов, мышления между несовершеннолетними преступниками и представителями первобытных племен. Исходя из этого можно предположить, что отклоняющееся (или асоциальное) поведение молодежи и подростков есть проявление дикарских, первобытных, архаических черт в поведении человека.
Несовершеннолетние с отклоняющимся поведением в той или иной мере характеризуются и специфическими особенностями личности, и неблагоприятной микросредовой ситуацией. Они вынуждены инициироваться в том обществе, в котором живут, а оно-то как раз и оказывается криминальным. Данные факторы, однако, взятые по отдельности, вне контекста жизни несовершеннолетних, не объясняют механизмов нарушения поведения. В наиболее целостном виде данная проблема предстает только при анализе жизненного пути личности, когда все вышеперечисленные факторы приобретают системный характер.
Наибольшую озабоченность в развитии криминальной субкультуры подростков вызывает ее всепроникающий характер. Представление большинства ее особенностей в качестве обряда инициации делает ее привлекательной не только для подростков-правонарушителей, но и для большинства подростков и юношей с нормативным поведением. Так, большое распространение получила подобная субкультура среди солдат срочной службы (возраст от 18 до 22 лет). В среде военных также существуют определенные иерархические градации, противостоящие официальной субординации. Существуют методы «прописки», т. е. вхождения новичка в сообщество. Те же методы через средства массовой информации переносятся на другие подростковые сообщества.
Черты субкультуры подростков в закрытых учреждениях, а именно ее крими-нализованный характер и архаические элементы иерархии и социальной карьеры, а также специфические характеристики подросткового и юношеского периодов развития человека обусловливают и особенности межличностных отношений. Многие внутригрупповые процессы либо вообще отсутствуют, либо протекают в сильно деформированном виде. В закрытых учреждениях только одна альтернатива в межличностных отношениях: либо высочайшая просоциальность, вызванная совместным содержанием крупного контингента, либо преступная группировка, направленная на подавление и защиту от остальных заключенных. Первая из этих позиций поставлена на службу основной цели воспитания и исправления несовершеннолетних правонарушителей — это различные подростковые организации, созданные под контролем администрации. В противовес этому в среде подростков (и не только правонарушителей) создаются отрицательно направленные группы, являющиеся примером корпоративного сообщества. Таким образом, большинство самоорганизующихся сообществ в этой среде носит отрицательный характер и единственный результат их существования — закрепление в сознании их членов дезадаптивного с точки зрения правового гражданского общества поведения. Тем не менее этот стереотип поведения выполняет адаптирующую функцию в условиях закрытых подростковых учреждений.
Жесткая кастовость и продуцируемый ею страх скатиться в низшую касту являются существенным фактором регуляции межличностных взаимоотношений в среде подростков. По наблюдениям работников подобных заведений, сотрудников воспитательных служб Вооруженных сил, взрослых заключенных этот фактор наиболее сильно воздействует на взаимоотношения в среде подростков. Они более жестко придерживаются неформальной социальной стратификации, чем взрослые люди. Внешняя атрибутика для них часто имеет самодовлеющее значение.
М. Ю. Кондратьев в своем исследовании, посвященном подросткам, содержащимся в закрытых спецучреждениях, делает выводы о том, как меняется структура восприятия другого подростка в зависимости от его статуса. Во-первых, высоко-статусные подростки оцениваются в основном по своим личностным качествам, а низкостатусные — по обобщенным характеристикам своей социальной группы. Естественно, что характер личностных качеств, приписываемых тем или иным подросткам, зависит от статуса объекта межличностного восприятия. Во-вторых, высокостатусные подростки практически не способны к индивидуальному различению низкостатусных, оценивая их с помощью родовых, внешних характеристик. Автор делает вывод о том, что среди групп несовершеннолетних в закрытых учреждениях персонализация некоторых их членов обеспечивается лишь при условии деперсонализации остальных.
Такая деперсонализация является своеобразной психологической защитой для высокостатусных подростков, вынужденных для поддержания своего авторитета прибегать к моральному и физическому подавлению любого, даже гипотетического, сопротивления и инакомыслия. Низкостатусные подростки прибегают к другим видам психологической защиты. В первую очередь это рационализация, когда подросток начинает убеждать себя в том, что его положение наиболее выгодно, так как не заставляет принимать решения, от которых зависит положение и его самого, и окружающей его «команды». Другой вариант заключается в самоубеждении о преходящем характере этих трудностей, однако эти виды защит оказываются менее эффективными.
Таким образом, от особенностей субкультуры подростков зависят особенности межличностного восприятия, что необходимо учитывать в работе психолога в таких учреждениях, иначе возможны серьезные просчеты, приводящие зачастую к трагедиям. Также важно понимать и то, что подавляющее большинство межличностных конфликтов, возникающих в местах лишения свободы, являются «конфликтами статуса», когда кто-то стремится занять более высокое положение в неформальной иерархической структуре, создавая угрозу тем, кто его уже занимает.
Пример: обвиняемый К.
К. обвинялся в совершении изнасилования. Отношения с другими заключенными-подростками складывались очень напряженно. Уже сама статья Уголовного кодекса опраор-7 (нэтаего статус — он относился к разряду «опущенных». В связи с этим он неоднократно совершал легкие аутоагрессивные акты.
Психологическое обследование обвиняемого К. проводилось в связи с затрудненной адаптацией подростка к условиям пребывания в камере, не складывающимися отношениями с сокамерниками, жалобами на неоднократные побои в камере, а также в связи с двумя попытками членовредительства: первый раз он заявил инструктору, что проглотил гвоздь (сделанная впоследствии рентгенограмма показала отсутствие инородных предметов в пищеварительной системе), а второй раз, находясь в медицинской части учреждения, осколком стеклоблока нанес себе несколько порезов в области предплечья, мотивируя это нежеланием возвращаться в камеру. Из анамнеза следует, что К. неоднократно лечился в психиатрических клиниках. С его слов известно, что у него стоит диагноз «пограничная умственная недостаточность». Интеллект подростка соответствовал данному утверждению. Обобщение не развито, на абстрактно-логическом уровне мыслить не способен. Мало того, отражение окружающей действительности у него неадекватное, что особенно ярко проявляется в межличностном взаимодействии. Тем более что установки на социальное сотрудничество в этой ситуации у него не развиты.
Подросток отличался высоким уровнем демонстративности в своем поведении, что в сочетании с низким интеллектом и неумением взаимодействовать в группе делало его «труднопереносимым» другими членами группы. В то же время особенности психического и интеллектуального развития делают его практически не поддающимся мерам психолого-педагогического воздействия. Истероидно-демонстративные черты личности, граничащие с психопатией, высокий уровень тревожности, пограничная умственная недостаточность не позволяют ему достигнуть тех ступеней в групповой иерархии, на которые он претендует. Поэтому он всегда находится в разряде презираемых, отвергаемых членов того или иного социума. Максимум, на что он может «претендовать» — это на роль нерассуждающего, бездумного исполнителя. Подросток хотел быть в центре внимания, в курсе всех происходящих вокруг него событий, испытывал постоянное стремление «тянуть одеяло на себя», но, столкнувшись с реальным положением дел в камере, он стал испытывать неуверенность в себе, подавленность, нерешительность, страх за самого себя. По его словам, в камере он «окрысился», т. е. украл сигареты у своего товарища и теперь очень боится за свое будущее. В то же время стремление к более высокому положению в камерной «иерархии» у него сохраняется, и этим в первую очередь можно объяснить его стремление быть переведенным в другую камеру.
Любое воспитательное воздействие на К. было неэффективным. Аутоагрессивные акты стали для него усвоенным стилем поведения, которое позволяло добиться перевода в более легкие условия содержания, например в больницу. Положение дел не изменил даже его перевод в другое учреждение. Впоследствии он также совершил не один акт членовредительства.
Психические состояния и реакции подростков в условиях социальной изоляции. Положение подростка, находящегося в условиях социальной изоляции, имеет ряд особенностей.
Во-первых, он приобретает особый правовой статус: даже в колонии он формально является не «заключенным», а «воспитанником». Тем не менее он сильно ограничен в своих основных правах. На него накладываются специфические обязанности, за невыполнение которых предусмотрены санкции. Поэтому подросток, помещенный в воспитательную колонию, спецшколу или спецПТУ, приобретает в глазах окружающих статус преступника.
Во-вторых, на его личность в условиях социальной изоляции начинают воздействовать разного рода психогенные факторы, которые приводят к разнообразным невротическим реакциям, а также к повышению суицидальной активности и совершению суицидальных актов и попыток, различного рода самоповреждениям, психическим расстройствам и т. д. Существенным моментом, формирующим невротические реакции подростков в условиях социальной изоляции, является их принудительное включение в новые для них социальные отношения и изменение привычного образа жизни. Особенно важным является увеличение обязанностей (как формальных, так и неформальных) при одновременном снижении количества прав. Возникает вопрос и о субъективном восприятии содеянного подростком, признании своей вины или ее полном или частичном отрицании. Наблюдения показывают, что те подростки, которые признают свою вину, понимают, что совершили преступление и несут за него положенное наказание, гораздо легче переносят режим изоляции.
В-третьих, подросток попадает в весьма специфическую среду общения и жизни, характеризующуюся крайне высоким уровнем агрессивности. Как уже было сказано, подростки более жестко придерживаются «воровского закона», который, как правило, сами же и формулируют. Те нормы, которые господствуют в среде воспитанников колоний и следственных изоляторов для несовершеннолетних, мало напоминают «воровские традиции», выработавшиеся в «зонах» на территории бывшего Советского Союза. Скорее это набор некоторых мер физического воздействия, при помощи которых небольшая группа физически сильных воспитанников подавляет окружение. Любые отступления от этих норм караются гораздо более жестоко, чем в среде взрослых преступников, поэтому подростки постоянно находятся в состоянии рефлексии своего поведения относительно этих уголовных норм. За каждое произнесенное слово они ждут сурового наказания, несущего угрозу жизни и здоровью.
На психику подростков, находящихся в местах лишения свободы, воздействуют те же психогенные факторы, которые действуют и на взрослого заключенного, только они переносят их более болезненно. В силу своих возрастных особенностей подросток не имеет таких резервов психики и опыта разрешения актуальных конфликтов, которые есть у взрослого человека, поэтому и реакции на действие этих факторов у него более острые.
Наиболее типичная реакция подростков на ситуацию ареста или помещения в условия социальной изоляции — фрустрация, связанная с блокированием ведущих психологических и многих физиологических потребностей растущего организма. Он вынужден пересмотреть свои жизненные планы, перспективы и направить максимум сил на адаптацию именно к местам лишения свободы.
Постоянная публичность и невозможность уединиться — тяжелый бич для большинства закрытых учреждений, будь то тюрьма или казарма. Подростки постоянно вынуждены общаться друг с другом. Соответственно такое положение вызывает очень острые конфликты, которые разрешаются либо физическим воздействием на «оппонента», либо причинением вреда самому себе. Такое давление принудительного общения существенно меняет мотивационную и поведенческую сферы подростка.
Монотонность также вызывает острые аффективные реакции у большинства подростков. Ограничение двигательной активности в период физического становления приводит к формированию апатии либо повышенной агрессивности и развитию астении и мышечной слабости. Постепенно пространственные ограничения, монотония и ограничение двигательной активности парализуют волю подростка. Фактически он теряет возможность контролировать свои действия, особенно агрессивные импульсы.
Подростковый возраст — время постоянного поиска значимой для дальнейшего развития личности информации. Особый интерес представляют ответы на экзистенциальные вопросы существования человека как личности: «Кто я?», «Для чего я существую?», «Каково мое будущее?» В тюрьме подросток весьма ограничен в поступлении такой информации, поэтому длительное отсутствие известий из дома, от родных или друзей, отсутствие значимого взрослого и соответственно невозможность получить адекватные ответы на многие важные вопросы вызывают ощущение заброшенности и приводят порой к истинным суицидам. Часто подростки прибегают и к демонстративным суицидальным попыткам, с тем чтобы привлечь к себе внимание, чтобы с ними поговорил представитель администрации учреждения, которому он мог бы задать интересующие его вопросы. Но в этом случае подросток вступает в определенный конфликт с внутригруп-повыми нормами, которые запрещают контакты с персоналом колонии или тюрьмы. Тем самым он вновь попадает в ситуацию фрустрации.
Хроническая фрустрированность, давление агрессивной среды и «принудительного общения», психическая травматизация приводят к тому, что даже самый тихий человек идет на нарушение режима содержания, чтобы вырваться из надоевшего общества. В этом случае его могут поместить в штрафной (дисциплинарный) изолятор, где он будет находиться некоторое время в одиночестве, поэтому такая форма наказания, несмотря на все ограничения, установленные законом, часто воспринимается подростками как форма отдыха от надоевшего общения. За многими попытками побега, беспорядками, нападениями на персонал, совершенными несовершеннолетними в местах социальной изоляции, стоит именно реакция ухода от конфликта, избегания его.
Другой вариант ухода от актуальных конфликтов — симуляция и аггравация (усиление симптомов болезни с целью симуляции) болезней, а также причинение себе телесных повреждений, преследующих только одну цель — вырваться из актуальной ситуации. Крайним проявлением этой реакции может быть суицидальное поведение, которое в закрытых заведениях для подростков часто приобретает характер эпидемии. Механизм возникновения этого явления не изучен, тем более что многие самоповреждения, за которыми не стояло осознанного желания умереть, наносят порой настолько тяжелый ущерб здоровью, что о значимости причины, послужившей пусковым механизмом, можно только догадываться. Членовредительство или самоповреждения — это аутоагрессивный акт, опасный по своим последствиям для здоровья. Самоповреждения могут производиться с использованием разных предметов, наиболее распространены из них следующие: заглатывание инородных неизвлекаемых предметов; «мастырка» (вызов опухолей и нарывов); резаные и колотые раны, наносимые на предплечье или живот; заглатывание «якорей» и «антенн», т. е. особым образом скрепленных кусков проволоки; самоповешения.
Причины возникновения актов суицидального поведения можно связать с условиями пребывания в изоляции, которые сами по себе предполагают высокую межличностную раздражительность воспитанников. Непривычность обстановки, грубость взаимоотношений давят на отдельную личность, заставляют испытывать постоянный страх и дискомфорт. Появляется жгучее и постоянное стремление любыми способами уйти куда-нибудь от окружающих проблем.
Многие подростки в таких заведениях сильно ослаблены физически, поэтому они просто не способны эффективно противостоять воздействию окружающих стрессоров. У них, как правило, возникает состояние стойкой личностной деза-даптации, ведущей за собой социально-психологическую, о решающей роли которой в генезе суицида писала А. Г. Амбрумова.
Подростковые и молодежные суициды имеют свои особенности.
Во-первых, суицидальное поведение молодых людей отличается многообразием проявлений и является одной из распространенных форм нарушений при психопатиях и непсихотических реактивных состояниях на фоне акцентуаций характера.
Во-вторых, частота законченных суицидов относительно невелика. Как правило, они направлены не на самоуничтожение, а на восстановление нарушенных социальных связей.
В-третьих, суицидальная активность подростков резко возрастает с 14-15-летнего возраста, достигая максимума в 16-19 лет. Таким образом, одна из важнейших причин самоубийств среди молодых людей — ситуация конфликта, субъективно переживаемого как неразрешимого.
На формирование суицидальной реакции больше всего оказывает влияние семья среди факторов, предрасполагающих к самоубийству, отмечаются:
• отсутствие отца в раннем детстве;
• недостаточность материнской привязанности к ребенку в родительской семье;
• синдром отсутствия родительского авторитета;
• гиперавторитарность слабого взрослого, который стремится утвердить себя в семье с помощью эмоциональных взрывов и телесных наказаний ребенка.
Суицидогенный характер имеют также:
• распад семейного очага;
• постоянные конфликты между супругами;
• враждебность в отношениях между членами семьи;
• наличие в семье алкоголиков, психически больных.
Была отмечена и повторяемость суицидального поведения в нескольких поколениях. Но она связана, скорее, не с генетической предрасположенностью к суици-ду, переходящей по наследству, а с психопатологической и социально-психологической основой, или почвой, для возникновения условий дезадаптации личности к социальной сфере.
В подростковом возрасте проявляются акцентуации характера, представляющие собой крайние варианты нормы. В обычных условиях наличие их не всегда заметно окружающим. Однако под влиянием стрессов, психотравмирующих ситуаций, жизненных трудностей, которыми богаты места лишения свободы, лица с акцентуациями характера могут декомпенсироваться. Декомпенсация ведет к закреплению в сознании подростков дезадаптирующих аттитюдов поведения.
Необходимо также иметь в виду, что конфликтная ситуация ребенка или подростка может складываться из мелких, по мнению взрослых, неурядиц. Однако максимализм в оценках подростков, эгоцентризм, неумение предвидеть истинные последствия своих поступков и прогнозировать свою жизнь, отсутствие жизненного опыта создают ощущение безвыходности, неразрешимости конфликта, порождают чувства отчаяния и одиночества. Именно поэтому ряд исследователей считают, что все суицидальные действия в этом возрасте следует расценивать как истинные.
Пример: обвиняемый О.
О. обвинялся в совершении убийства. На момент обследования О. находился в стрессовом состоянии, вызванном арестом и тяжестью предъявленного ему обвинения. Со слов инспектора по воспитательной работе, как только речь заходила о совершенном преступлении, О. начинал плакать. Таким образом, можно предположить наличие острой пси-хотической реакции обвиняемого на факт совершенного преступления. Исходя из этого он пытался себя оправдать всеми мыслимыми и немыслимыми способами. Позже он привык к условиям заключения, но остались устойчивая неуверенность в себе и своих возможностях, ощущение безнадежности, низкая самооценка, подавленность, нерешительность, незаинтересованность окружающими его событиями и людьми. Совершенное преступление и угроза тяжкого наказания стали для него сильным психо-травмирующим фактором. Окружающие его проблемы воспринимаются им как неразрешимые, он стремится «уйти» от них в сторону фантазий о будущем. Главная черта личности О. — эгоцентризм, стремление привлекать внимание к собственной персоне. Он даже предпочтет негодование, осуждение в свой адрес, но только не безразличие и равнодушие. Отсюда вытекает и его стремление произвести благоприятное впечатление на окружающих, особенно на значимых людей. Несмотря на то что он создал о себе впечатление эмоционального человека, тонкость и глубина переживания ему несвойственны. Большая экспрессия эмоций, склонность к театральности и позерству обернулись отсутствием у него искренних чувств. Для подростков такого типа характерны демонстративно-шантажные суицидные попытки с целью привлечь к себе внимание. То есть можно говорить о возможном «суицидальном шантаже». При этом не обязательно он будет предпринимать какие-либо действенные шаги. Если пойти на поводу у него, то дело ограничится, скорее всего, элементарными угрозами покончить с собой.
Как правило, для подростков с подобного рода личностными характеристиками несвойственны тяжкие преступления. Они стремятся всего лишь каким-либо относительно безобидным правонарушением или преступлением привлечь к себе внимание. Тем не менее О. обвинялся в преступлении, относящемся к разряду тяжких. Ему грозило суровое наказание, поэтому и реакция на все совершенное у него достаточно глубокая. Возможной же причиной совершения этого преступления стала бравада перед сверстниками или старшими, желание выделиться.
Как возрастная особенность рассматривается трактовка ребенком или подростком феномена смерти, которая на разных возрастных этапах неоднозначна и изменчива. Отсутствие страха смерти нередко лежит в основе «игры в смерть», когда подросток легко оперирует различными действиями, могущими повлечь за собой летальный исход: от опасных для жизни шалостей до покушений на самоубийство.
Можно также заметить, что подавляющее большинство реакций подростков, вызванных лишением свободы, носит внешнеобвинительный характер. Как правило, виновными оказываются родители, милиция, общество в целом, но никак не они сами. Даже тогда, когда подросток вроде бы признает свою вину, он все равно выдвигает какие-либо оправдания, эту вину минимизирующие. Преобладание таких реакций обусловлено не только особенностями воспитания, но и несформированностью личности подростка.
Меры профилактики и психологической помощи
Вопрос профилактики поведенческих и личностных девиаций вреди подростков в местах социальной изоляции чрезвычайно актуален. Несмотря на то, что главной целью существования таких заведений является воспитание и перевоспитание несовершеннолетних правонарушителей, существует основания говорить о том, что свои функции они не выполняют. Очень часто воспитательные колонии, спецшколы и спецучилища являются теми местами, из которых рекрутируются будущие члены взрослых криминальных обществ. Фактически воспитательная колония является местом подготовки будущего преступника.
Сложность этого вопроса заключается в том, что само по себе пенитенциарное заведение предоставляет крайне ограниченные возможности для применения многих методов работы с подростками.
В первую очередь надо понимать, что подросток находится внутри сообщества, под которым мы понимаем определенную общность людей, имеющих общую идентичность, общее социальное положение, общую судьбу и общее самоназвание, поэтому подход к работе с подростками должен строиться в контексте его положения в этом сообществе. От того, какое положение в иерархии он занимает, зависят меры как психологического, так и воспитательно-педагогического воздействия. Например, если подросток является лидером, причем отрицательной направленности, бесполезно пытаться подорвать его авторитет одними лишь репрессивными мерами. Это только укрепит его положение.
Как уже было показано выше, на возникновение разного рода девиаций в среде подростков в первую очередь влияют ненормальные, искаженные высокой агрессивностью взаимоотношения в их среде, усиленные жестким обращением персонала и необходимостью выполнять противоречащие друг другу официальные и неформальные нормы. Тем самым создается хроническая ситуация фрустрации для подростка.
Для того чтобы избежать создания такой ситуации, важно создать для подростка систему не только физической, но и психологической защиты от воздействия криминальных авторитетов. В этой ситуации помощь психолога важна в первую очередь в определении совместимости подростков друг с другом. К сожалению, до сих пор мы учитываем совместимость космонавтов, моряков, летчиков, но не учитываем психологическую совместимость заключенных, которым предстоит провести друг с другом достаточно много времени.
Необходимо учитывать не только межличностную совместимость. В работе с подростком важно помнить, что подавляющее большинство из них в силу возрастных способностей не в состоянии выполнять какую-либо однообразную работу или долго находиться в одном и том же окружении. В силу возраста им необходима постоянная смена впечатлений. Практика показывает, что нар1большее количество разного рода поведенческих девиаций наблюдается при привлечении подростков к рутинным, тяжелым неквалифицированным работам, не соответствующим их физическим возможностям, а также к монотонному, однообразному труду. Интересная, увлекательная, требующая творческого отношения деятельность, соответствующая психическим и физическим возможностям несовершеннолетних, правильно стимулируемая достижением личностно значимых и коллективных (групповых) перспектив — важное средство профилактики. Отказ от труда — основной показатель претензий несовершеннолетних на высокий статус в неформальной социальной структуре. Тем не менее простое побуждение к выполнению официальных норм будет неэффективным, поскольку только усилит давление неофициальных норм до той степени, пока оно не станет субъективно невыносимым. Надо помнить, что, находясь внутри сообщества заключенных, подросток не может избежать взаимодействия с ним в соответствии со своим статусом.
На службу профилактики поведенческих девиаций в сообществе заключенных можно поставить и их стремление иметь «кумира». Например, в конце 80-х — начале 90-х гг. XX в. в роли такого кумира выступал Арнольд Шварценеггер. Этим обусловливалось повсеместное увлечение бодибилдингом, захватившее в том числе и места лишения свободы. Таким образом, для профилактики развития астении, апатии, реактивных психозов и связанных с ними конфликтов важно большее внимание уделять физической культуре (в частности, бодибилдингу) как психокорригирующему фактору воздействия на воспитанников. Помимо этого, многим подросткам необходимо прививать элементарные санитарно-гигиениче-ские навыки.
В работе с подростками необходимо использовать и их стремление к группированию, причем в этой ситуации можно работать как со сложившимися устойчивыми группами, так и создавать другие. Групповая работа с подростками в местах лишения свободы имеет определенные сложности. Во-первых, подростки должны чувствовать доверие к терапевту, психологу, социальному работнику, и бессознательно они тянутся к такому человеку, видя в нем «взрослого авторитета», который объяснит то, что непонятно. Завоевать такое доверие представителю администрации очень сложно, а потерять легко, стоит хоть раз отступить от согласованных с ними норм поведения. Во-вторых, в работе с подростками важна честность и открытость. Можно не принимать их точку зрения, даже относиться к ней отрицательно, но делать это искренне.
Очень трудно в работе с преступниками избегать оценивания поступков, которые они совершили. Тем не менее необходимо в определенной мере абстрагироваться от того, что в качестве объекта психологического воздействия выступает вор, убийца, насильник, иначе будет трудно строить отношения на основе принятия этого человека, поскольку именно это принятие является основным механизмом коррекционного воздействия на подростков, подавляющее большинство которых были лишены этого на протяжении практически всей недолгой жизни.
В системе профилактики негативных явлений среди подростков в местах лишения свободы решающее значение имеет система подготовки персонала. Среди сотрудников воспитательных служб, работающих с подростками в местах лишения свободы, мало специалистов с педагогическим образованием. К тому же работа с таким контингентом выдвигает дополнительные требования как к личности психолога, социального работника, педагога или воспитателя, так и к его профессиональному уровню. При организации психологической помощи несовершеннолетним правонарушителям важно руководствоваться не только этическим кодексом психолога и международными и государственными документами, касающимися защиты прав и интересов детей и подростков, но и уголовным, уголовно-исполнительным законодательством и ведомственной нормативно-правовой базой.
Психологические проблемы гомосексуальных отношений
Серьезным препятствием, осложняющим обсуждение гомосексуальности, является проблема ее научного определения. Можно дать функциональное или поведенческое определение: гомосексуальность — это сексуальные отношения между двумя представителями одного пола, но как только вы начнете анализировать гомосексуальное поведение, данное определение становится недостаточным, так как люди вступают в сексуальные отношения с партнерами одного с ними пола по целому ряду различных причин. Люди, являясь гетеросексуалами, также могут совершать гомосексуальные действия, например потому, что они лишены гетеро-сексуальных контактов в течение долгого времени; или, например, из прагматических соображений; или потому, что одиноки и хотят любви и привязанности любого человека, который готов их предложить; от скуки, желая попробовать нечто новое; таким образом они проявляют свое бунтарство и выражают свое презрение к традиционным моральным нормам общества.
Поэтому имеет смысл определить гомосексуальность как сильное и постоянное эротическое влечение к людям своего пола. Это влечение следует рассматривать как аналогичное постоянному эротическому влечению к людям противоположного пола, которым характеризуется состояние гетеросексуальности. Из этого определения становится ясно, что человек может иметь сильное гомосексуальное влечение и тем не менее никогда не совершать гомосексуальных действий, испытывая чувство вины и тревогу по тем же причинам, по которым многие одинокие гетеро-сексуалы никогда не находят и не создают для себя возможностей для гетеросексуального контакта.
Для медиков и психиатров XIX в. «однополая» любовь была болезнью. Р. фон Крафт-Эббинг, Ч. Ломброзо, В. М. Тарновский, А. Молль, В. М. Бехтерев считали, что гомосексуальное влечение — несчастный результат внешних влияний в критический момент сексуального развития личности. Мужчин, сексуальным объектом которых являлась не женщина, а мужчина, и женщин, для которых таким объектом являлся не мужчина, а женщина, называли извращенно-сексуальными, или инвертированными, а самый факт — инверсией желания, т. е. обращением естественного сексуального желания на противоположное и противоестественное.
«Инвертированные» подразделялись на:
1) «абсолютно инвертированных»: их сексуальный объект может быть только одного с ними пола, между тем как противоположный пол никогда не может быть для них предметом полового желания, а оставляет их холодными или даже вызывает у них половое отвращение;
2) «амфигенно инвертированных», или так называемых «психосексуальных гермафродитов» («амфигенный» — слово греческого происхождения и означает «двойственный»): их сексуальный объект может принадлежать как одинаковому с ним, так и другому полу, инверсия, следовательно, лишена характера исключительности;
3) «случайно инвертированных»: ставших гомосексуальными при определенных внешних условиях, среди которых на первом месте стоят недоступность нормального полового объекта и подражание.
Наши исследования показали, что среди факторов, оказывающих влияние на инвертированный выбор объекта, присутствует сексуальное запугивание в детстве, например за мастурбацию или игры в «доктора», хотя чаще взрослые преследуют сексуальность детей без реальных на то причин, а следуя либо собственным страхам и фантазиям и их проекцией на детей либо выработанным и, возможно, уже неосознаваемым в силу вытеснения автоматизмам поведения: например, с ними так же поступали их родители в подобных ситуациях. Также в формировании сбалансированной сексуальности большую роль играет участие обоих родителей в воспитании ребенка.
Гомосексуалисты — это лица, которые вследствие того, что их собственные половые органы имеют для них эрогенное значение, лишены возможности принять сексуальный объект без половых органов, подобных своим. На пути развития от аутоэротизма до любви к объектам они остановились на этапе, находящемся ближе к аутоэротизму.
Гомосексуальность, считал Фрейд, несомненно, не преимущество, но в ней нет и ничего постыдного, это не порок и не унижение; нельзя считать ее и болезнью;
Нарциссические раны — одни из самых глубоких человеческих ран.
психоанализ рассматривает ее как разновидность сексуальной функции, вызванную приостановкой сексуального развития. Самой распространенной подобной остановкой является фиксация на нарциссической стадии — естественной фазе детского развития, через которую должны проходить все дети, которым удалось пройти предыдущие стадии — оральную и анальную. При любом отношении к теории психосексуального развития взрослым следует помнить, что так называемый нарциссический период в жизни ребенка чрезвычайно важен для формирования его отношения к себе и веры в свои силы: вспомним поразительное ощущение собственного всемогущества у трехлетнего ребенка и то, как трудно позже воспитать или восстановить это чувство, если оно было не сформировано или разрушено. Нарциссические раны — одни из самых глубоких человеческих ран.
Известные эксперименты Ж. Пиаже доказали существование феномена эгоцентризма детского мышления: 3. Фрейд писал об аутоэротизме и об отсутствии необходимости в другом человеке как объекте влечения у маленького ребенка примерно на полвека раньше. Оба эти великих психолога увидели и доказали различными способами, что ментальная репрезентация мира у ребенка, находящегося на нарциссической (или эгоцентрической) стадии развития, представляет собой как бы гелиоцентрическую модель вселенной, где «солнцем», т. е. центром для своей модели мира, является сам ребенок. Если же последующее развитие не позволило по каким-то причинам включить в этот мир других людей и сделать их также объектами любви (и ненависти), то в своей взрослой жизни человек оказывается неспособным любить «другого», отличающегося от него человека, в том числе и человека противоположного пола. Другими словами, в партнере одного с ним пола он видит больше безопасности и причин для восхищения, потому что он продолжает нарциссически любить себя, что было естественно в далеком детстве, любовь же к «иному», чем он, является неизведанной, опасной, травматичной и т. п. В этом смысле гомосексуализм можно представить как некое компромиссное решение между неспособностью к гетеросексуальной любви и неспособностью к любви и привязанности вообще (вспомним классификацию невротических потребностей, предложенную К. Хорни, и одну из них: потребность быть «одиноким волком». Интересно, что люди этого типа не вызывают столь сильного общественного порицания, как гомосексуальные пары).
В понимании психологических механизмов формирования гомосексуальности важным является анализ и понимание самого раннего эмоционального опыта ребенка. Заметим, что этот опыт является совершенно различным у младенцев мужского пола, имеющих первый опыт общения, привязанности, любви, запретов с человеком противоположного пола — матерью, и у младенцев-девочек. Возможно, это одна из основных причин феноменологической разницы в проявлениях муж-
ского и женского гомосексуализма у взрослых людей. В «Групповой психологии и анализе Эго» Фрейд определил понятие ранней привязанности как такой тип идентификации, где различия между Я и Объектом (чаще всего это мать, если именно она ухаживает за младенцем) точно еще не установлены. Это бессознательный процесс, протекающий в фантазии ребенка, и в своих ранних формах идентификационные психические процессы проживаются в таких состояниях тела, как, например, глотание пищи.
Все в сфере первой привязанности к матери, как мне кажется, сложно уловить в анализе — таким тусклым, туманным и почти не оживляемым заново становится все с годами, как если бы подверглось особенно неумолимому вытеснению.
3. Фрейд. «Женская сексуальность»
Если в топографической модели психики Фрейда акцент поставлен на конфликт между влечениями, где Объект может проявляться случайно, то в структурной модели уже отражено, что именно Объект становится «решающим» для построения ребенком его теории мира (Вагапез, 1993). Таким образом, Фрейд постепенно концентрируется на том, как внешнее переходит во внутреннее и как строится внутрипсихическая реальность. Понятие «ранний тип идентификации» становится важным в его дискуссии о женской сексуальности, в которой он постулирует существование ранней привязанности маленькой девочки к матери.
В своей работе «Женская сексуальность» Фрейд впервые описал страх маленькой девочки быть поглощенной матерью. Значимость ранних («доэдипальных», т. е. до этапа, когда и отец становится важной фигурой в ментальной репрезентации мира для ребенка) отношений с матерью подробнее рассмативается начиная с Фрейда другими авторами: это Детч (1925, 1930); Брансвик (1940). Позднее интерес к природе женской идентичности может быть обнаружен в работах Фаст (1979), Бенджамин (1988) и др. Сила первичного раннего материнского образа переживается детьми обоих полов: наблюдения за детьми показали, что и девочки, и мальчики хотят быть объектом материнских желаний: и те и другие хотели бы подарить ей, например, ребенка.
Французский психолог М. Ланже считает, что как раз на этом уровне можно найти объяснение тому большому значению, которое придается матриархату в попытках обрисовать историю ранних этапов развития общества. Матриархат, следуя ее точке зрения, становится мифом, возникшим из персональной истории каждого человека, а именно: вначале существует всемогущая мать, которая ухаживает за ребенком, в то время как отец представляет собой воплощение закона, препятствующего этому единению.
В Англии психоаналитическая работа сначала концентрировалась на ранних состояниях в детстве и постепенно стала уделять внимание воздействию этих начальных состояний на последующее поведение взрослеющего человека, в том числе и на перенос в ходе прохождения психоанализа. Работы М. Кляйн поставили акцент на взаимоотношениях между ребенком и материнским телом. Постепенно психоаналитики всех групп Британского психоаналитического общества, вдохновленные работами Д. Винникотта, М. Брайрли и В. Биона, стали придавать особое значение связи между ранним эмоциональным развитием и объектными взаимоотношениями. Так, Д. Винникотт полагал, что существует состояние первичной идентичности между маленькой девочкой и ее матерью: «Эта первичная идентичность может проявиться очень рано и она является просто основой для всего уже при рождении, или до него, или вскоре после» (1971, р. 80—81). Согласно Д. Вин-никотту, эмоциональное развитие должно включать материнские чувства и способность матери терпеть (выносить), поддерживать эмоциональные послания ребенка и транслировать их таким образом, чтобы тот мог интегрировать их. Д. Винникотт также говорит о существовании первичной идентификации с матерью у обоих полов. В ранние годы именно мать обеспечивает ребенка рефлективной (отражающей опыт ребенка) и поддерживающей средой, которая позволяет ему начать свое существование. Когда эти поддерживающие действия отсутствуют, умственное и эмоциональное функционирование ребенка не получает содействия и развитие внутренних взаимоотношений между субъектом и объектом останавливается.
Позже в работах Лакана и Леви-Стросса внимание было уделено и роли отца как некому противопоставлению описанной материнско-детской диаде, являющемуся началом культуры и порядка. По мнению ряда авторов, в матери ребенок видит свое отражение: отец вмешивается в эту диаду, таким образом предоставляя ребенку возможность проживания нового важного и подчас очень нелегкого опыта отношений между членами родительской пары. Отрицание или исключение этого третьего объекта из психического мира ребенка — один из ключей к современному пониманию перверзии. Факт отсутствия отца — «буквального» (когда он физически не существует в семье) или «эмоционального» (когда он существует только физически, но не эмоционально) — приводит к таким последствиям для психического развития ребенка, как, например, невозможность создать внутренние границы во взаимоотношениях матери и ребенка. Необходимо формирование такой среды и помещение ребенка в такую ситуацию, где взаимные отношения требуют присутствия третьего объекта (СайсПш, 1974; Ропа@у апи Таг§еС, 1995).
Отдельный интерес представляет образ всемогущей («фаллической» в психоаналитической терминологии, т. е. обладающей мужской по силе властью) матери и его влияние на формирование женственности. Образ, появляющийся в ранних отношениях, и есть та фаллическая мать, которую Фрейд впервые ввел в своем труде о Леонардо да Винчи (1910). (В этой работе Фрейд обсуждал фантазию Леонардо о женщине-птице с пенисом, которая билась во рту ребенка. Отметим, что связь между гомосексуальностью и креативностью, впрочем как и ее связь с психическими отклонениями, отмечалась очень многими авторами.)
Глубину идентификации с матерью трудно переоценить. Заметим, что в семьях из самых разнообразных обществ именно мать создает микросреду вокруг ребенка, что часто является вполне творческим процессом. Ребенок узнает (если узнает) намного позже, что «большой мир» в основном построен мужчинами. Мать формирует и ментальную репрезентацию образа отца у ребенка, так как обычно большую часть времени в жизни ребенка отец физически отсутствует, поскольку находится на «войне» или «охоте» самого различного вида и толка: конкретные проявления занятости отца зависят от уровня развития общества, где растет ребенок. Последние исследования показали, что женщине не менее трудно психологически «отделиться» от интроецированного образа матери, чем мужчине, хотя проявляться это может по-разному: у женщин процесс отделения от матери чаще связан с телесными симптомами, тогда как у мужчин это больше проявляется во внешнем, часто импульсивном поведении.
Здесь не имеется в виду копирование человеком отношений с матерью (хотя возможно и это, а также их проигрывание вновь и вновь уже во «взрослых» ситуациях) в том смысле, что настоящее становится изоморфным (подобным) прошлому, поскольку с течением времени меняются смыслы и функции конфликтов и добавляются новые пласты опыта и фантазий.
Пример из практики известного современного британского психоаналитика Р. Дж. Перлберг
В моей клинической практике я обнаружила, что фантазии о «фаллической», т. е. всемогущей, матери обычно представлены у обоих полов. Одна моя пациентка, молодая одинокая женщина, рассказывала о примере такой фантазии в ее снах и дневных грезах.