Психические отклонения

В начале своего анализа она пересказывала жестокие сны, которые возникали в ее воображении, когда она занималась мастурбацией. Она представляла сцены сильнейшей агрессии со стороны мужчин при физической близости с ними. В этих дневных грезах она фантазировала, что она была одновременно мужчиной и женщиной и, следовательно, не нуждалась в сексуальном партнере. Ее агрессия инкапсулировалась в этих фантазиях, и пациентка не могла найти альтернативного творческого выхода для этой энергии. Психоанализ позволил ей проработать ее чувство вины по отношению как к матери, так и к отцу для того, чтобы понять, как ей их недоставало и как она желала быть более успешной, чем они. Это позволило начаться терапевтическому процессу горевания и дало ей силы оставить свои две основные фантазии: быть сверхсильной и быть двуполым существом. Только после этого она смогла найти способ выражения своего творческого начала, и это оказалась живопись.
Становится все более очевидно, что усилия стольких женщин психологически отвернуться и отделиться от матери включают телесный симптом. Эти телесные ощущения могут варьироваться от тяжелых симптомов — анорексии или язвенного колита — до головокружений, астмы, экземы или состояний тревоги, таких как бессонница и гастрорасстройства. Р. Перлберг считает, что эти симптомы могут представлять собой разрешение конфликтов между стремлением к матери и страхом в ней раствориться. Другие проявления этого — разнообразные формы атаки по отношению к собственному телу (нанесение себе порезов, ненужные операции и т. п.) — также имеют место в клинической картине. В этих случаях важно помнить то, на что уже обращал внимание М. Браерли, а именно что «процессы интро-екции и проекции — это физические процессы, которые нужно отличать от сопутствующих фантазий и усилий тела совладать с конкретными объектами» (Впег1у, 1936, р. 174). Р. Перлберг интерпретирует это как попытки атаковать мысли, чувства и желания, которые по определению происходят в уме, через тело.
М. Глассер предположил, что этот конфликт и есть ядро перверзий, но работы других психоаналитиков, например Д. Пайнс, показали, что они могут иметь более широкое значение, поскольку, как оказывается, они являются центром взаимоотношений каждого человека со своей матерью.
В своем анализе литературы о женской сексуальности Д. Брин (Вгееп, 1993) указывает на разногласия между теми психоаналитиками, которые подчеркивают более позитивный, «основанный на биологии опыт женственности» (положительная женственность), и теми, которые, следуя фрейдовской, по сути дефицитарной, модели женственности, определяют ее в понятиях недостатка (женственность — это отсутствие признаков мужественности). Третьи авторы делают акцент на существовании обеих сторон женственности. Если считать, что естественные биологические различия многократно подвергаются культурному и психологическому пересмотру и создаются их новые интерпретации как в процессе исторического развития общества, так и в ходе индивидуального развития человека, то можно прийти к решению в этом споре. Сама Брин отстаивает такое понимание женственности, которое «охватывает как бессознательное ощущение недостатка чего-то, так и бессознательное ощущение «центрических» аспектов женственности».
Тем не менее ряд даже психоаналитически ориентированных ученых считают, что гомосексуальность — это перверзия и невроз. Однако первые же сравнительные исследования гомосексуальных и гетеросексуальных женщин показали, что женщины с гомосексуальной ориентацией нисколько не более невротичны, чем гетеросексуальные женщины, часто они даже лучше них социально приспособлены. Например, исследование, проведенное Калифорнийской школой профессиональной психологии в 1999 г. по вопросу взаимосвязи между телесной неудовлетворенностью и интернализованной гомофобией, показало, что женщины с гомосексуальной ориентацией в целом больше удовлетворены своим телом, нежели женщины с гетеросексуальной ориентацией. В некоторых случаях выявлена определенная неудовлетворенность своим телом у гомосексуальных женщин, что связано, как показали интервью, с интернализацией негативных культурных установок.
Сильным ударом по патолого-генетическим теориям гомосексуальности стали работы Э. Хукер (см., например, Ноокег, 1993), общий вывод которых гласил, что гомосексуальность как клиническое явление не существует. Однако, например, А. Лоуэн и Ф. С. Каприо остаются верны фрейдовской теории и придерживаются идеи, что гомосексуализм — расстройство в инфантильном психосексуальном развитии, регрессия к нарциссизму и манифестация неправильной эмоциональной адаптации.
В настоящий момент существует несколько мнений относительно становления гомосексуальной идентичности.
1. Гомосексуальность дана индивиду изначально, индивидуальное развитие только обнаруживает и реализует то, что было заложено природой или сформировалось в очень раннем детстве.
Клиент сам знает, что для него лучше. А если даже ему это неизвестно, то психотерапевт и подавно этого не знает.
Г. Хоскангенген
Он подчеркивает, что психотерапевт, прежде чем позволит себе работать с представителями «сексуальных меньшинств», обязан подвергнуть анализу систему своих взглядов и верований, так как определенные представления, которым следует психотерапевт, могут препятствовать проведению им психотерапии. Он обращает особое внимание на необходимость специальной подготовки психотерапевтов, где значительное место должно отводиться преодолению гомофобии и гетеросексизма, а также получению разнообразной информации, позволяющей сформировать более адекватное представление об особенностях стиля жизни и культуре лиц с гомосексуальной ориентацией.
Для психолога, проводящего психотерапию с людьми с гомосексуальной или иной нетрадиционной сексуальной ориентацией, могут быть полезны следующие рекомендации:
1. Прежде чем начинать работу с клиентами, очень важно прийти к соглашению со своими собственными гомосексуальными переживаниями.
2. Все люди с гомосексуальной ориентацией испытали на себе социальную дискриминацию, и этот опыт должен быть осмыслен и проработан.
3. Важно помочь клиенту в осознании усвоенных им стереотипных представлений о гомосексуальности.
4. Работая над расширением и углублением осознанности чувств клиента, следует обратить особое внимание на необходимость осознания и выражения им чувств гнева.
5. Следует активно поддерживать в клиенте положительный образ его телесного Я.
6. Следует стремиться к тому, чтобы построить с клиентом равные отношения.
7. Необходимо помогать клиенту преодолеть чувства вины и стыда, связанные с гомосексуальными эмоциями и поведением.
8. Если это нужно, то использовать свой авторитет для того, чтобы утвердить ценность гомосексуальных представлений, чувств и поведения клиента.
В целом отождествление сексуальности с гетеросексуальностью, которое ребенок усваивает с раннего детства, автоматически предполагает подавление и вытеснение гомоэротических чувств. Это не только обедняет эмоциональные отношения ребенка со сверстниками, но и порождает у него страх и тревогу по поводу своей реальной или мнимой гомосексуальности, проявляющийся в виде ненависти к гомосексуалам.
2. По данным Р8УСНЫТ Американской психологической ассоциации, за 29 лет в 1200 психологических журналов было опубликовано 2094 работы, предметом которых является мужской гомосексуализм, и 1680 работ, посвященных женской гомосексуальной ориентации. Это значительно меньше, чем количество статей, посвященных семейным конфликтам или неправильному обращению с ребенком в семье. Однако именно все большее понимание людьми природы и особенностей своей сексуальности (что мы хотим от партнера, наши ожидания, иллюзии, фантазии) помогут продвинуться в разрешении конфликтов в семье и снизить уровень насилия в обществе в целом.

Психологическая помощь в местах лишения свободы

Преступность как социальная и психологическая проблема
В конце XX в. преступность стала одной из самых животрепещущих проблем внутреннего развития во всех странах мира независимо от их экономического и политического статуса. Ее рост зафиксирован не только там, где экономика оказалась в глубоком кризисе, но и в достаточно благополучных государствах Западной Европы и Северной Америки. В России общая социально-экономическая и политическая нестабильность, резкое снижение уровня жизни населения, ухудшение физического и психического состояния здоровья подрастающего поколения привели к катастрофическому росту преступлений не только против собственности, но и против личности и жизни.
Французский социолог и философ Эмиль Дюркгейм писал, что преступность необходимо относить к числу нормальных явлений жизни общества, в котором она выполняет интегрирующую функцию. Он считал, что преступление необходимо, связано с основными условиями социальной жизни вообще и играет полезную роль, потому что те условия, с которыми оно связано, необходимы для нормального развития морали и закона. Это не значит, что надо игнорировать проблему преступности, воспринимая ее как данность. От преступников, сделав из них своеобразный образец неправильного поведения, изолироваться нельзя. Человек как личность формируется и развивается в обществе в процессе воспитания и обучения, функционирует в условиях существования той или иной группы и ее интересов, а также под воздействием всего общества. И преступные сообщества — один из структурных элементов человеческого общества. Они оказывают серьезное влияние на все общество в целом. Более того, по тому, как общество относится к заключенным, можно судить о степени зрелости этого общества.
За последние годы криминологами выявлен ряд тенденций в развитии преступности, свидетельствующих о ее серьезном качественном перерождении.
Во-первых, увеличилось количество заранее подготовленных преступлений, отличающихся особой дерзостью, изощренностью, жестокостью: заказных убийств, мошенничеств с использованием сложной компьютерной техники и т. д.
Во-вторых, увеличилось количество преступлений, совершенных представителями так называемых «групп риска»: бомжами, алкоголиками, наркоманами, проститутками. Вырос и количественный состав этих групп.
В-третьих, выросло количество преступлений, лишенных мотива, внешне выглядящих бессмысленными.
В-четвертых, сильно изменились социально-психологические характеристики лиц, совершающих преступления. Если ранее преступления совершали лица, относящиеся к люмпенизированным слоям населения, то сейчас большое количество преступников выходит из средне- и высокообеспеченных слоев населения, т. е. увеличилось количество преступлений, совершенных представителями среднего и высшего классов.
Тревогу вызывают сильные изменения в социальном, возрастном и половом составе преступных элементов. Рост женской преступности значительно опережает рост мужской преступности. Женская преступность по уровню жестокости и осмысленности уже превышает мужскую. Особую опасность стали представлять неформальные молодежные группировки с агрессивными проявлениями в поведении их участников. Резко выросло и количество преступников, у которых наблюдаются серьезные психические отклонения, однако не исключающие вменяемость (дебильность, психопатии, органические поражения центральной нервной системы и т. п.). Выросла и организованная преступность. Вирусом преступности оказалась поражена даже правоохранительная сфера.
Таким образом, проблема преступного противоправного, а в целом и шире отклоняющегося, поведения стала одной из наиболее серьезных социальных и психологических проблем нашего времени. Отклоняющееся, или асоциальное, поведение — это система поступков или отдельные поступки, противоречащие принятым в обществе правовым или нравственным нормам. Преступность и уголовно не наказуемое, но тесно связанное с преступным аморальное поведение, являются одним из основных видов асоциального поведения. В чем же истоки формирования такого поведения?
Ответ на этот вопрос крайне сложен. Для этого важно определить, что же конкретно понимается под отклоняющимся и под преступным поведением, взаимосвязь этих понятий. Важно понять и смысл, которым наполняется термин «преступность». Если мы берем за основу традиционную преступность, которая отражена в официальных нормах, то даже здесь нет единого понятия «преступного действия». Например, в начале XX в. не существовало понятия «преступления в сфере компьютерных технологий», так как не существовало самих компьютеров. В то же время в уголовном законодательстве существовала норма, определяющая наказания за преступления против царствующего дома. Уже один этот пример говорит о том, что понятия «преступника» и «преступного действия» с точки зрения норм ; закона на протяжении истории наполнялись разным смыслом.
С точки зрения психологической науки также трудно определить понятия де-линквентного или противоправного поведения и преступности. Переход улицы в неположенном месте или езда с превышением скорости является нарушением норм закона, но отнести их к делинквентному поведению очень сложно, так как «грешат» этим практически все. Наоборот, в обыденном сознании человек, который все время дотошно выполняет все нормы закона, воспринимается как «отклоняющийся».
Относительно преступности в современных криминологических теориях господствует точка зрения, согласно которой преступность не является каким-то побочным продуктом эффективно работающего народного хозяйства, она является главным продуктом такого хозяйства. Существование организованных сетей преступности необходимо для капиталистической системы. Таким образом, преступность — неотъемлемая часть современного общества.
Единого взгляда на генезис преступника в среде психологов не существует, но большинство сходятся на том, что в основе преступного, а соответственно и отклоняющегося поведения лежит социальная дезадаптация личности, неспособность человека к полноценному самопроявлению в рамках существующих норм закона и морали. За эти отклонения человек несет наказание в соответствии с теми санкциями, которые утверждены законами. Собственно, преступность и очерчена рамками закона. Те нормы, за нарушение которых санкции не предусмотрены законами, попадают в сферу действия морали. Преступившие нормы морали, но не нарушившие закон преступниками не считаются. Традиционно считаются преступными те действия, которые регулируются правовыми нормами. Как правило, это преступления против жизни, личности, собственности и государства. За их совершение человек и объявляется «преступником». Поэтому говорить о том, что преступник – это человек, обладающий определенным набором специфических личностных черт, составляющих его «психологический портрет», не приходится. Преступное поведение – результат неправильного развития у людей общественного чувства. Одинокие существа, которые противоположно остальному миру; в большей или меньшей степени асоциальные к сотрудничеству — это часть более широкой проблемы отклоняющегося по.
В определении нормального и аномального поведения большую роль играет проблема разграничения нормы и патологии. Эта проблема важна не только при определении меры ответственности (вменяемость или невменяемость, побудительные мотивы совершения преступления, психологическое состояние жертвы и преступника на момент совершения преступления и т. д.), но и при организации работы с преступником в местах исполнения наказания. Проблемы нормы и патологии — одна из основных проблем не только медицинской, но и юридической психологии и психологии социальной работы. Преступники, страдающие разного рода психическими заболеваниями, исключающими вменяемость, в юридическом плане не могут считаться преступниками. Это больные люди, которые должны находиться в ведении медицинских учреждений. Психические расстройства, не исключающие вменяемость, часто являются причиной снижения меры наказания, поэтому часто такие преступники попадают под контроль органов социальной опеки.
Таким образом, проблема происхождения, развития, коррекции и исправления преступного поведения является комплексной юридической, психологической, криминологической, медицинской и социальной проблемой, в которой пока больше вопросов, чем ответов.
Особенности субкультуры мест лишения свободы.
Уголовный мир, среда мест заключения — особый мир со своими законами и правилами, обеспечивающими выживание тому, кто строго их придерживается. Наряду с правовыми и психологическими факторами социальной изоляции они влияют на возникновение разного рода девиаций в поведении заключенных.
Уголовное сообщество — это примитивное общество, все институты которого основаны на «обычном праве». Это право не зафиксировано никакими официальными документами, а выработано обычаем, традицией, а часто — и просто физической силой.
Сходство лагерной среды с архаическими обществами подтверждается и самой структурой этого общества. Эта субкультура служит для институционализации уголовного сообщества. В первую очередь она закрепляет разделение на касты. Основных каст три.
Первая — «воры», «авторитеты», «паханы» и т. д. Им «воровской закон» категорически запрещает трудиться на производстве и по самообслуживанию. Это — главная каста. Она определяет всю внутреннюю жизнь того или иного сообщества заключенных. «Воры» — наиболее закрытая каста. Проникновение в нее возможно только при соблюдении ряда весьма жестких условий, главное из которых заключается в том, что вся жизнь такого человека должна быть подчинена строгому соблюдению «закона», малейшее отступление от которого навсегда отрезает дорогу к вершинам уголовной иерархии. Часто «воры» вынуждены идти на совершение преступлений, чтобы подтвердить свою приверженность «закону», особенно когда последний вступает в противоречие с официальными законами общества. В прошлом господство «воров в законе» над всеми остальными кастами достигалось путем наличия грубой физической силы в лице «бойцов», или «торпед». Сейчас более сильным стимулом стали деньги. Тот, у кого больше денег, имеет и больше «бойцов», и больше возможностей для того, чтобы привлечь на свою сторону тех, кто вынужден жить на казенный паек.
Такая же норма характерна и для ряда примитивных обществ, особенно полинезийских. В них верховным правителям запрещено не только работать, но даже прикасаться своими руками к пище. В любом первобытном обществе, а особенно в перешедшем в стадию военной демократии, вокруг наиболее удачливого вождя всегда формировалась сильная и сплоченная дружина, имевшая определенную прибыль от его захватов.
Вторая категория заключенных — основная и наиболее многочисленная — каста «мужиков», или «фраеров». Это так называемое «болото», которое должно обеспечивать материальные потребности высшей касты. Как правило, между ними раскладывается норма выработки на производстве, которую должны делать представители высшей касты. За счет «мужиков» пополняется рацион питания «авторитетов». Эта каста выполняет все работы по обслуживанию учреждений, за исключением самых грязных работ.
И наконец, третья каста — «чушки», «опущенные», «козлы», «петухи» и т. д. Это каста «неприкасаемых», которые обеспечивают потребности в комфорте (например, чистота в помещениях) и физиологические потребности (в первую очередь сексуальные) высшей касты.
Специфика лагерной среды состоит в том, что выживание в одиночку там практически невозможно. Каждый заключенный старается найти себе среди земляков «кента», т. е. закадычного лагерного друга. Это напоминает своеобразную модификацию обычая побратимства, широко распространенного в архаических обществах периода распада родового строя.
Существуют и определенные обряды инициации в уголовной среде, например «прописка» в камере или нанесение себе каких-либо телесных повреждений с целью доказать невосприимчивость к боли или совершить своеобразно модифицированный обряд жертвоприношения. Эти и многие другие специфические элементы субкультуры мест лишения свободы являются способом вхождения в сообщество заключенных. На основании успешности или, наоборот, неуспешности прохождения этих обрядов новичку определяется место в уголовной иерархии. Каждый обряд направлен на выявление знаний и способностей нового члена сообщества. Например, «прописка» часто заключается в том, что новичку задают вопросы, в которых проверяется знание «воровского закона», а также сообразительность. Обряды инициации при вхождении в тюремное сообщество могут носить и характер физического воздействия, часто весьма болезненного и опасного для жизни и здоровья.
Как и в первобытном обществе, в среде заключенных существует обычай «табу» — внешне ничем не обоснованного запрета на выполнение тех или иных действий. Например, «нормальному» заключенному нельзя есть курицу. Существует табу и на взаимоотношения с администрацией, причем с любыми ее представителями, в том числе врачами и психологами. Высокостатусный заключенный вряд ли станет «по душам» беседовать с любым официальным лицом.
Как и у первобытного человека, у заключенных существует большая тяга к татуировкам, которые выполняют функции знаковой системы, закрепляя деление на касты и классы внутри каст. Существует у них и любовь к украшениям, также характерная для глубокой архаики. Бедность, убогость блатного жаргона, а также большая роль суеверий в жизни этого общества, суеверное почитание матери — все это так же является проявлением архаических черт уголовного мира.
В последние 2-3 десятилетия уголовный мир сильно изменился. Он характеризуется все большим проникновением в его среду товарно-денежных отношений. Если еще в начале 80-х гг. XX в. попадание в высшую касту лиц, осужденных за изнасилование или развратные действия в отношении несовершеннолетних, было исключено, то сейчас это встречается часто. Даже сами «зоны» разделились на «воровские», где опираются главным образом на авторитет «воров в законе», и «беспредельные», где господствует исключительно власть денег и силы. Первых становится все меньше и меньше. «Воровской закон» уступает место «понятиям».
Как и для архаического общества, для уголовной среды характерно деление на группировки по принципу «свой—чужой». Суть этого деления чрезвычайно проста — «своих» защищать, «чужих» притеснять и эксплуатировать.
Изменились и межнациональные отношения. Еще совсем недавно выражение «преступность не знает национальности» было справедливым, но теперь оно уже устарело. В преступную среду понятие «национальное» вошло прочно. Раньше в «зонах» такое деление проходило по «мастям» (т. е. по виду «криминального промысла» и места в уголовной иерархии). Теперь — по национальному признаку. В «зоне» господствуют представители той национальности, которая составляет большинство среди заключенных. При таком разделении меркнет даже деление на касты. Особенно такое «землячество» характерно для выходцев из регионов Кавказа и Средней Азии.
Удивительным образом с субкультурой заключенных связана субкультура тех, кто работает в местах лишения свободы. С одной стороны, их воззрения на работу отличает прагматизм: дела в тюрьме должны идти своим чередом, без всяких происшествий и по возможности без участия с их стороны. С другой стороны, сообщество заключенных они не рассматривают просто как объект воздействия или предмет труда. Противопоставляя себя «уголовникам», представители персонала тюрьмы включают себя в сообщество в качестве верховных судей и руководителей. Тем самым они создают еще одно противоречие, усугубляющее все остальные: между притязаниями на власть, обоснованными юридическими нормами, и притязаниями на власть, основанными на традиционном праве.
Таким образом, мы можем говорить о том, что уголовное сообщество — это особый мир, особая культура. Главное отличие этой культуры — двойственность положения человека внутри нее. С одной стороны, он должен подчиняться неформальным обычаям и обрядам, существующим в уголовной среде, а с другой – выполнять официальные требования администрации учреждения. Часто эти две стороны существования человека приходят в противоречие. Тогда человек становится перед выбором — каких правил придерживаться. Осуществляя этот выбор, человек часто выбирает себе судьбу.
Психологические эффекты заключения в места лишения свободы
Принудительное лишение свободы — один из самых древних видов наказания за совершенные преступления. Долгое время он считался одним из наиболее жестких, жестоких и эффективных методов воздействия на преступность. Тюремное заключение рассматривалось и продолжает рассматриваться как альтернатива смертной казни, предоставляющее преступнику возможность «исправиться». Однако исследования последних десятилетий, проведенные психологами, психиатрами, криминологами и многими другими специалистами, показали ошибочность такого мнения.
Что же такое тюрьма? Для понимания этого явления важно проанализировать существенные признаки не только тюрьмы, но и других закрытых учреждений, контингент которых фактически лишен свободы выбора образа своего существования. В западной научно-исследовательской литературе можно отметить исследование И. Гофмана, посвященное «тотальным институтам», под которыми он понимал закрытые заведения, полностью распоряжающиеся жизнью своих обитателей. Он считал, что такими заведениями являются психиатрические больницы, тюрьмы, монастыри, военные заведения. В современном обществе жизнь человека обычно организована таким образом, что человек спит, развлекается и работает в разных местах, с разными людьми, под влиянием разных авторитетов и без какого-то всестороннего рационального плана. Центральной чертой тотальных заведений является исчезновение границ между этими областями жизни. Во-первых, разные стороны жизни происходят на том же месте и под влиянием одного-един-ственного авторитета. Во-вторых, каждая часть программы дня осуществляется внепосредственной близости большой группы людей, к каждому члену группы относятся одинаково и от каждого требуется выполнение одинакового вида работ. В-третьих, все части программы дня придерживаются строгого графика, одно занятие следует за другим в определенное время, и вся серия занятий определяется сверху служащими заведения и системой формальных правил. И в заключение: эти занятия осуществляются по одному рациональному плану, который, как утверждается, способствует достижению официальной цели заведения (Сойшап, 1959).
К этому можно добавить, что контроль над личностью в таких заведениях настолько всеобъемлющий, что даже отправление естественных физиологических потребностей и интимных гигиенических мероприятий вынужденно проходит публично. Фактически все это ведет к размыванию границ личности человека вплоть до ее возможной деструкции.
Естественным шагом в ответ на такое вмешательство является психологическая защита заключенных от всеобъемлющего вмешательства тюрьмы в личностную сферу. Вслед за М. Лайне можно выделить семь вариантов психологической защиты заключенного:
1. Бегство в сообщество тюрьмы. Как правило, такой вид психологической защиты характерен для хорошо адаптированных в местах лишения свободы людей, либо занимающих высокие статусные позиции, либо испытывающих страх перед жизнью на свободе. Они больше интересуются делами тюрьмы, чем жизнью родных и близких за ее пределами.
2. Бегство в сообщество заключенных. Такой человек стремится установить контакт с как можно большим количеством «товарищей по несчастью», усваивая нормы и ценности «тюремного братства». Бегство во внешний мир. Оно не означает фактической подготовки побега. Просто заключенный стремится уйти в свой собственный мир, где он чувствует себя свободным, не связанным официальными и неофициальными тюремными правилами. Он старается поддерживать отношения только с внешним миром, отрицая контакты внутри тюрьмы. К этому виду психологической защиты заключенного двоякое отношение. С одной стороны, с точки зрения официальных лиц учреждения, положительный контакт с внешней средой — это залог успешности «исправления» преступника. С другой стороны, лица, отрицающие тюремное сообщество, испытывают сильнейшие трудности в процессе адаптации к заключению.
4. Бегство к своему уголовному делу. Такой заключенный постоянно стремится доказать свою невиновность, испытывая постоянное желание поговорить с кем-либо по поводу своего дела. Он старается организовать пересмотр своего дела, посылает документы в различные инстанции, налаживает связи с различными правозащитными организациями, доказывает персоналу тюрьмы и другим заключенным свою невиновность.
5. Стремление к искуплению вины. Это так называемый «страдалец», который переживает совершенное преступление и стремится его искупить. Очень часто такие люди обращаются к Богу, стремясь покаянием заслужить прощение. Правда, в большинстве случаев такое обращение к Богу заканчивается после освобождения из заключения.
6. Бегство в болезнь. С помощью различных заболеваний заключенный может изменить монотонный распорядок дня и добиться смягчения режима содержания. Заключенный может действительно заболеть, а может и совершить акт членовредительства с целью попасть на больничную койку или просто вызвать к себе жалость или сочувствие.
7. Нарушение режима. Этот вид защиты используется для того, чтобы выплеснуть накопившуюся агрессию и добиться разнообразия в монотонных камерных буднях. Также это используется для повышения ролевого статуса внутри сообщества заключенных.
Вышеперечисленные виды психологических защит имеют свои проявления в поведении заключенных, затрудняющие адаптацию либо к местам лишения свободы, либо к жизни в свободном гражданском обществе. Так, например, частые попадания в больницу или хлопоты по пересмотру своего уголовного дела снижают ролевой статус заключенного. Многочисленные нарушения режима содержания, противодействие администрации и строгое выполнение неформальных норм, наоборот, повышают ролевой статус.
Помимо психологической защиты заключенные прибегают к разного рода сопротивлению влиянию психогенных факторов тюремного заключения.
Первая форма сопротивления — защита и обеспечение укрытия для себя. Средствами защиты являются такие, которые обеспечивают поддержание чувства собственного достоинства в неблагоприятных для этого условиях, в первую очередь за счет унижения других и противодействия администрации даже в мелочах.
Вторая форма сопротивления вытекает из такого вида психологической защиты, как «бегство к делам». Заключенный может организовывать компании в средствах массовой информации в свою защиту, обжалования, стремление во что бы то ни стало защитить свои права, пусть даже вымышленные.
Третья форма сопротивления — планирование побега и его осуществление. Причем мысль о побеге возникает практически у каждого заключенного, но большинству достаточно только мысли. Мало кто решается совершить побег в реальности.
Четвертая форма сопротивления — массовые голодовки, являющиеся, как правило, протестом против действий администрации.
И наконец, пятая форма сопротивления — массовые беспорядки, восстания, захват заложников и т. д., т. е. агрессивные действия, направленные против системы исполнения наказаний. Как правило, к последнему способу сопротивления прибегают уже совершенно отчаявшиеся заключенные, которые не могут законными способами добиться смягчения приговора или выполнения своих элементарных человеческих прав.
Таким образом, подавление личности в местах лишения свободы рождает противодействие не только на уровне психологической защиты отдельного индивидуума, но и со стороны всего сообщества заключенных. В местах лишения свободы создается определенная социальная структура, которая еще более эффективно, чем официальная, регламентирует поведение обитателей тюрьмы. Наличие двух социальных структур в одном учреждении формирует особенность пребывания там: несоответствие правовому положению, определенному государством, и моральным «нормам», вносимым самими осужденными. Формальная сторона — это контроль и вмешательство во все стороны жизни заключенных. А неформальная — противодействие этому в зависимости от принадлежности к тому или иному уровню в иерархии заключенных.
К сожалению, одним из главных эффектов мест лишение свободы является глубокое противоречие между официальной целью этого заведения и реальными последствиями, которое песет в себе тюремное заключение. С точки зрения государства пенитенциарные заведения призваны карать и исправлять преступника. Реальная же их функция, по мнению финского криминолога М. Лайне, заключается в вербовке и подготовке «кадров» для криминального сообщества.
Влияние заключения на психику заключенного.
На личность человека в условиях социальной изоляции воздействуют разного рода психогенные факторы, которые приводят к невротическим реакциям, суицидальным попыткам, психическим расстройствам и т. д. Тюремное заключение часто приводит к необратимым изменениям в психике. В исследовании В. И. Лебедева, которое посвящено анализу психогенных факторов экстремальных условий, приведено 7 групп факторов, отрицательно воздействующих на психику человека в экстремальных условиях:
• групповая изоляция;
• монотонность;
• изменение восприятия пространственной структуры;
• одиночество;
• информационная истощаемость;
• угроза для жизни и здоровья;
• десинхронизация ритмов сна и бодрствования.
Одним из примеров экстремальных условий можно считать пребывание в местах лишения свободы. Первым фактором, воздействующим на психику заключенного, является групповая изоляция. Заключенный находится в относительно небольшом коллективе таких же «страдальцев», как и он сам. Они постоянно вынуждены общаться друг с другом. Групповая изоляция сопровождается постоянной публичностью и невозможностью уединиться, поэтому через некоторое время после попадания в заключение у человека развивается состояние, которое Р. Амундсен назвал «экспедиционным бешенством», а Т. Хейердал — «острым экспедициониз-мом». Последний дал такое описание: «Это психологическое состояние, когда самый покладистый человек брюзжит, сердится, злится, наконец приходит в ярость, потому что его поле зрения постепенно сужается настолько, что он видит лишь недостатки своих товарищей, а их достоинства уже не воспринимаются». В результате в коллективе осужденных появляется напряженность во взаимоотношениях, растет количество конфликтов, в поведении усиливается открытая враждебность и, как следствие всего этого, появляются изолированные и отвергаемые члены группы. Их появление закреплено так называемым «воровским законом», и они, как правило, уже не в силах повысить свой статус в уголовной иерархии. К ним, по преимуществу, относятся так называемые «опущенные» (т. е. изнасилованные или гомосексуалисты), а также те, кто «запятнал» себя сотрудничеством с оперативными службами.
Вторым важным психогенным фактором пребывания в местах лишения свободы является монотонность, ведущая к сенсорной депривации. В обычных условиях на все органы чувств человека воздействует множество раздражителей. В местах лишения свободы у большинства заключенных происходит формирование чувства утраты связи с реальностью, дни кажутся однообразными и похожими друг на друга. Количество новых лиц, новых сведений, вообще любой новой информации сильно ограничено.
Третьим важным фактором, воздействующим на заключенных, является изменение восприятия пространственной структуры. Количество объектов вокруг заключенного ограничено. У многих из них, особенно долгое время находившихся в закрытом помещении (тюремный режим или следственный изолятор), появляется даже страх выхода из камеры — фобия открытого пространства. Подобные пространственные ограничения формируют у осужденных либо апатию, либо повышенную агрессивность. Это приводит к астении, мышечной слабости, неспособности прилагать какие бы то ни было волевые усилия даже в особо значимых ситуациях.
Для любого заключенного информация из-за пределов мест лишения свободы является жизненно необходимой. Они стараются наладить обмен ее, часто идя на нарушение режима содержания. Тем более что количество писем от родственников и друзей, оставшихся на свободе, ограничено. Длительное отсутствие известий из дома, от родных или друзей вызывает ощущение заброшенности, покинутости, приводит порой к истинным суицидальным попыткам, которые иногда заканчиваются трагически. Часто заключенные прибегают и к демонстративным суицидальным попыткам с тем, чтобы привлечь к себе внимание со стороны персонала. При длительном отсутствии известий о событиях дома появляется состояние тревожности, депрессии, нарушается сон, при этом может потребоваться уже медицинская помощь. Э. Бишоп назвал это реактивно-невротическим состоянием. Однако при предоставлении необходимой информации, как правило, все невротические явления исчезали, за исключением случаев явной психической патологии, которые, наоборот, вызвали бурные аффективные реакции или состояние депрессии.
В условиях групповой изоляции и постоянной публичности не менее серьезным фактором является одиночество. Конечно, его надо воспринимать как субъективно понимаемый фактор. Осужденные имеют достаточно возможностей хотя бы в пределах камеры общаться с себе подобными, но у них очень быстро наступает информационная истощаемость. Это связано как с ограничением притока какой-либо новой информации, так и с низким интеллектуальным уровнем большинства он будет делать вид, что активно ищет работу, но реально стремиться к ней не будет. С другой, внутренней, стороны он постоянно испытывает недоверие к тому, что говорят ему представители любых властных структур. Причем это недоверие вызвано не личностными особенностями человека, а социальными условиями его жизни, его социальным окружением. Кроме того, из-за недоверия к представителям властных структур деформируется и чувство ответственности. Ответственность за самого себя, за свою семью и за свое будущее он стремится переложить на других.
У осужденных сильно деформирован и материальный фактор. В «зоне» тот, у кого были деньги, был сыт, одет и т. д. Он получал продуктовые и вещевые передачи из-за пределов тюрьмы. Отсюда большинство заключенных делает вывод: «Больше я нищим в зону не приду». Это говорит также и об устойчивой внутренней готовности к повторному возвращению в тюрьму, устойчивом криминальном стереотипе поведения.
При видимой, внешней покорности осужденный стремится избежать любого внимания со стороны власти — не только милиции, но и социальной службы, службы занятости и т. д. Формируется то, что можно назвать недоверием к власти.
Помимо деформации личности заключенных совокупное действие перечисленных выше факторов приводит к развитию психогенных состояний. Психогенные состояния, по определению Г. И. Новикова, — это временно проявляемые патологические нервно-психические расстройства, возникающие в ответ на чрезмерные для данной личности психотравматизирующие воздействия, в клинической картине которых превалируют те или иные психопатологические (невротические, пси-хотические) симптомокомплексы.
Безусловно, что пребывание в заключении формирует определенные психические состояния, в первую очередь это состояние ожидания. Заключенные постоянно чего-то ждут: окончания следствия, суда, приговора, ждут встречи с адвокатом или родственниками, насилия со стороны других, освобождения и т. д. Очень интересно описал состояние человека в тюрьме немецкий писатель Г. Кант в своем романе «Остановка в пути»: «Тюрьма, вопреки распространенному мнению, совсем не то место, где у тебя уйма свободного времени, но вполне может быть, что человек начинает скучать, если ему известна причина ареста, известен приговор… Если же… ничего… неизвестно, тогда ты начинаешь психовать… Этот психоз завладевал человеком». Здесь верно отмечено то, что человек часто впадает именно в психотическое состояние. В этой ситуации обостряется память, оживляются ассоциации, меняется мышление (появляется вязкость, обстоятельность, застре-вание на определенных представлениях или, наоборот, ускоренность мышления), возникает отклоняющееся воображение — как сказано в том же романе: «обращенная вспять мысленная жизнь», обусловленная переживаемой ситуацией. В условиях изоляции у индивида в результате разрыва существовавших психологических контактов меняется характер, содержательная сторона контактного общения, его диапазон, избирательность, глубина, которые только отчасти можно объяснить дефицитом общения. Появляется стремление к компенсации выявившегося дефицита. Повседневное принудительное общение вызывает антипатии, порождает напряженность контактов. Это все крайне неблагоприятно сказывается на эмоционально-волевой сфере, формирует ущербную личность, неспособную к эффективному общению с окружающими людьми.
В этой ситуации естественным является стремление своеобразным способом разрядить эту напряженность, например нарушением режима содержания или совершением самоповреждения.
Помимо этого, надо учитывать, что в целом заключенные избегают проявления активности, что происходит на бессознательном уровне. Любая активность приводит в действие механизмы стресса, который осуществляет функции адаптации к возникшей трудности. Однако преодоление стрессового состояния требует больших физических затрат, многие заключенные просто не способны на такое. Поэтому у них, как правило, возникает состояние стойкой дезадаптации.
Состояние ожидания, таким образом, характеризуется повышенной напряженностью и активизацией психической деятельности или ее затуханием, а также активизацией или затуханием физиологических функций организма. Состоянию ожидания, как правило, сопутствует нетерпение.
Нетерпение — это своеобразное психическое состояние, проявляющееся у человека в ожидании предстоящих, особенно важных для него событий, которые его волнуют и исход которых ему пока не известен. Заключенный хочет скорейшего наступления этих событий, но это не в его власти, а отсюда чрезвычайно тяжело переживаемое даже взрослыми, многократно сидевшими заключенными ощущение бессилия и зависимости. Состояние нетерпения в зависимости от индивидуально-психологических особенностей личности может проявляться от аффективно-расторможенных реакций, когда заключенные бросаются на сотрудников, до аффективно-тормозных реакций. Очень образно описывает это состояние В. М. Шукшин в рассказе «Степка». Его главный герой Степан Воеводин сбежал из колонии за 3 месяца до окончания срока, т. е. на почве сильных эмоциональных переживаний совершает поступок, совершенно не укладывающийся в рамки здравого смысла.
Ситуации ожидания присуща тревога — очень тяжело переживаемая эмоция. Она вызывается неопределенностью информации и переживается всегда как неприятная, негативно окрашенная с направленностью в будущее. Заключенный заранее рисует себе самые мрачные перспективы, связанные с судом, жизнью в колонии или на свободе. Большинство ученых, например С. Спилбергер, определяют тревогу как сложный личностный процесс и рассматривают как последовательность когнитивных, аффективных и поведенческихреакций, актуализирующихся в результате воздействия на человека различных форм стресса. Другими словами, когнитивная оценка опасности влечет за собой возникновение состояния тревоги.
Таким образом, для заключенных свойственно проявление широкого спектра реакций в условиях пребывания в изоляции — от астенических, депрессивных до аффективных, бурных. Все они развиваются на фоне крайне ограниченной двигательной активности, скученности и постоянной публичности, поэтому последствия этих реакций могут быть непредсказуемыми не только для персонала пенитенциарного учреждения, но и для самого заключенного.
Основные направления психологической помощи заключенным
Психологическая помощь заключенным в первую очередь должна быть направлена на адаптацию их к местам лишения свободы. Человек попадает в тюрьму надолго, могут пройти годы, прежде чем он покинет ее стеньг. Ему предстоит функционировать в непривычной среде, поэтому психологическое сопровождение процесса «привыкания» к условиям изоляции крайне важно, особенно в период следствия и суда, т. е. до вынесения приговора. В этот период заключенный находится в очень тяжелом состоянии: он неожиданно вырван из привычного мира и помещен в достаточно агрессивную среду. Он не знает своего будущего, того положения, в котором находится его уголовное дело (например, какими доказательствами его вины располагает следствие), он боится сказать лишнее слово и в то же время стремится выговориться, чтобы снять сильное эмоциональное напряжение. Это состояние может усугубляться переживанием совершенного преступления. К сожалению, психолог, работающий в местах лишения свободы, не может предоставить заключенному возможности выговориться в силу двойственности своего положения, поскольку в психологе заключенный всегда будет видеть представителя администрации. Таким образом, первым этапом работы психолога с заключенным является преодоление стресса, связанного с арестом и помещением в изолятор.
На первом этапе работы с заключенным, как и на всех последующих, на эффективность взаимодействия влияют два фактора, преодоление которых требует больших усилий. Во-первых, в силу низкого культурного уровня большинство заключенных объединяют понятия «психолог» и «психиатр». Так поступают многие люди и за пределами пенитенциарных заведений, но в этих условиях такое объединение понятий имеет обратный эффект. Заключенный считает, что психолог может помочь избежать наказания, связанного с лишением свободы, и, как только может, демонстрирует наличие психических отклонений. Во-вторых, психолог является представителем администрации учреждения и соответственно, доверительное общение с ним табуировано законами неформальной структуры заключенных.
На следующем этапе приоритетной становится собственно работа по адаптации осужденного к жизни в тюрьме. Большинство заключенных адаптируются к местам лишения свободы двумя путями: вживание в социум таких же, как и он, заключенных и установление каких-либо взаимоотношений с администрацией. Психологу в своей работе важно отследить возможные нарушения в этих двух направлениях. В случае преобладания первого пути адаптации, т. е. если человек стремится во что бы то ни стало занять «хорошее» место в уголовной иерархии, формируется тип отрицательно настроенного заключенного. Такой человек впоследствии будет открыто конфликтовать с администрацией, любой ценой стараясь поддержать свой статус в социуме. Его задача — как можно сильнее сузить круг контактов с персоналом учреждения. Преобладание второго пути может сформировать тип так называемого «стукача», т. е. человека, сотрудничающего с администрацией. Как правило, в среде заключенных — это первые кандидаты на применение к ним физической силы, так называемая «группа риска».
Финская исследовательница С. Ярвинен изучила стратегии выживания молодых заключенных. На основе своего исследования она сделала вывод, что формы приспособления к изоляции у них скорее активные, чем пассивные. Центральным местом в их адаптации является усвоение социальной роли заключенного, что является активным методом сохранения чувства собственного достоинства в репрессивном окружении. Заключенный словно говорит: «Я играю по правилам. Я такой, каким я должен быть исходя из моего положения». Эта роль помогает сохранить свою личность в тюрьме, но с окончанием заключения переносится на свободу. А там такая социальная роль является признаком дезадаптации.
Не меньшее значение для заключенных имеет работа, направленная на их ре-социализацию. Если ограничить работу психолога только вопросами адаптации человека к тюрьме, то ее результатом станет деформация социальных установок личности: адаптированный к тюремному социуму человек является чаще всего неадаптированным в нормальном обществе. Ресоциализация заключенного должна вестись параллельно с адаптацией его к тюрьме.
Адаптация к тюрьме и ресоциализация заключенного — это два основных направления, в которых психологу придется действовать постоянно, на протяжении всего срока изоляции осужденного.
Адаптация к тюрьме и ресоциализация заключенного — это два основных направления, в которых психологу придется действовать постоянно, на протяжении всего срока изоляции осужденного. Первое направление включает в себя работу с эмоциональным состоянием человека, находящимся под следствием или уже после вынесения приговора. Тем более что в следственных изоляторах условия содержания намного тяжелее, чем в колониях общего и даже строго режимов, приближаясь по своей тяжести к тюрьмам и колониям усиленного и особого режимов. К сожалению, еще являясь формально невиновным, заключенный начинает нести наказание, порой превышающее меру ответственности за совершенное им преступление.
Другая важная задача — это профилактика конфликтов в сообществе заключенных. Если взять за основу классификацию стратегий поведения человека в конфликте, предложенную К. Томасом, то в местах лишения свободы используются, как правило, два — соперничество и приспособление.
Соперничество (соревнование), наименее эффективный, но наиболее часто используемый способ поведения в конфликтах у таких заключенных, которые имеют высокий статус в уголовной иерархии, обеспечивающий моральную, материальную и физическую поддержку уровня их притязаний. Соперничество выражается в стремлении добиться удовлетворения своих интересов в ущерб другому. Большинство же остальных заключенных в конфликтах используют стратегию избегания, для которой характерно как отсутствие стремления к кооперации, так и отсутствие тенденций к достижению собственных целей.
Третий важный момент работы психолога с заключенным — это формирование у него адекватного восприятия власти. Человек, по решению власти лишенный свободы, естественно, будет воспринимать эту власть как враждебную. При этом он будет стараться преуменьшить значение своего преступления, его последствия или же показать себя в роли Робина Гуда, защищавшего несчастных, обиженных этой властью. Такое восприятие власти существенно ограничивает возможности самого заключенного, особенно в плане облегчения условий содержания, упрочения связей с семьей, досрочного освобождения, а также адаптации в нормальном обществе после освобождения. Собственно, первым и наиболее важным этапом ресоциализации заключенного является признанием им своей ответственности за нынешнее положение вещей.
Большое значение в структуре психологической помощи заключенному имеет метод, который психолог выбирает для работы. Наиболее оптимальными для работы оказываются те методы, суть которых достаточно понятна для клиентов, которые невозможно использовать в качестве «доказательств его вины». Они должны быть уверены в том, что все, что они скажут или сделают, не будет использовано против них. Поэтому малоэффективными оказываются психодиагностические методы, в которых вопросы задаются, что называется, «в лоб». Как правило, наибольший эффект имеет сочетание диагностических и коррекционных методов.