Усиление и ослабление интереса учащихся

Усиление интереса к учению вызвало ослабление, а потом и потерю склонности к музыке. Сам Коля впоследствии говорил «Любви к музыке у меня не было, она была внушена мамой Мне не хотелось обижать маму, и я садился за рояль, а потом эту лямку тянуть я был не в силах. Бросил. Мама постепенно с этим примирилась».
В начальной школе Коля имел репутацию подвижного, немного болтливого, но очень умного и любознательного ученика, с большим интересом к общественной работе. Вместе с тем, когда в IV классе его выбрали председателем совета отряда, он с этой работой не совсем справился, так как был слишком строг по отношению к товарищам. Коля говорил: «Строгость к другим (а впоследствии и к самому себе) у меня сформировалась еще в ранние годы».
С V класса под влиянием преподавателя истории, а также целого ряда прочитанных исторических романов у Коли появился интерес к истории. Этот интерес вместе с общественной направленностью сделался стержневой чертой его личности. Он побудил Колю еще упорнее заниматься, так как Коля знал, что историк должен быть всесторонне образованным человеком. Работа в историческом кружке углубляла интерес Коли к истории, но там он, по словам руководителя, давал волю своей любви к спорам, в которых проявлял много запальчивости.
В VI классе Коля подружился с Юрой Деминым, близость с которым сохранил до окончания школы. Вместе взялись организовать литературный кружок, и результаты были хорошие.
Юра – мальчик более выдержанный, чем Коля, но менее начитанный и целеустремленный.
Мальчики проявляли живой интерес к политической жизни страны, были застрельщиками всех школьных мероприятий, отражавших эту жизнь.
В VII классе Коля, по его выражению, «до безумия» полюбил Пушкина, о творчестве которого он сделал очень хороший доклад в литературном кружке. Под влиянием поэзии Пушкина начал писать стихи, но никому их не показывал, так как очень боялся обвинения в сентиментальности.

Метки: внушение, интерес, музыка

Жизненные показатели

В настоящее время выбор «жизненных показателей» определяется чисто теоретическими соображениями. Предполагается, например, что работоспособность или смелость — показатель силы возбуждения, внушаемость — показатель слабости возбуждения. Экспериментальной проверке путем сопоставления с лабораторными физио­логическими испытаниями эти показатели не подверга­лись. Уже по одному этому, не говоря о других причи­нах, метод анамнеза, применяемый как единственный метод диагностирования типологических свойств, очень ненадежен и необъективен. Его применение вполне пра­вомерно лишь в сопоставлении с лабораторными фи­зиологическими испытаниями отдельных типологических свойств. Тогда в ходе самого исследования мы получаем критерии надежности и симптоматичности выбранных жизненных показателей. Однако и в этом случае необхо­димо учитывать некоторые специфические методические требования.
Психические свойства, применяемые как «жизненные показатели» типологических свойств, физиологически многозначны. Определенное психическое свойство зависит не от одного только физиологического свойства об­щего типа, а от нескольких различных. Например, сдер­жанность, как выяснено в нашей лаборатории И. М. Па­лей, зависит не только от силы торможения, но и от силы возбуждения и уравновешенности. И, наоборот, от одного физиологического свойства общего типа зави­сит не одно, а несколько психических свойств. Поэтому отдельный изолированный «жизненный показатель» не может быть надежным и достоверным при диагнозе ка­кого – либо одного физиологического свойства общего ти­па. «Жизненные показатели» — это показатели одновре­менно нескольких, в некоторых случаях, быть может, всех физиологических свойств. Поэтому единственный правомерный способ применения «жизненных показате­лей» — это применение их как показателей общего типа нервной системы в целом. Но и в этом случае более или менее точный диагноз возможен лишь тогда, когда са­мые различные, многообразные «жизненные показате­ли» согласованно указывают на один и тот, же общий тип высшей нервной деятельности.

Волевая активность

Не следует думать, что смелость требуется только в военной обстановке. Есть профессии, связанные с опасностью и риском и тем самым требующие смелости, как, например, профессии испытателей самолетов, врачей-эпидемиологов, пожарников, эта черта совершенно необходима спортсменам. Но и всякая творче­ская деятельность требует смелости. Герой Социалистического Труда конструктор Н. Я. Козлов пишет: «Всегда с удовольстви­ем я слушаю и читаю о бесстрашных милиционерах, о героях-пожарниках. Но и наша специальность требует немалой смело­сти и риска. Правда, наше оружие — линейка и остро отточен­ный карандаш и нас подстерегают опасности иного рода, но, честное слово, борьба за чертежной доской и лабораторным столом не менее драматична, чем схватка с огнем».
Своего рода смелость нужна и учащимся как одно из выра­жений их самостоятельности в работе. Некоторые дети боятся действовать самостоятельно, они приучены, когда не надо, при­бегать к помощи старших и товарищей. Нужна смелость детям и в занятиях трудом, физической культурой и спортом.
Педагогам следует непримиримо относиться к тем формам извращения смелости, когда она у учащихся превращается в ли­хачество и озорство. Например, некоторые учащиеся склонны к таким нарушениям дисциплины, как грубые слова, сказанные учителю, причем нередко эти слова учащиеся считают проявле­нием смелости.
Противоположна смелости отрицательная черта — трусость, боязнь всякого риска, опасности, отступление перед трудностя­ми, которые можно преодолеть. Встречаются люди, боящиеся высказать свои суждения, следуя превратно понятому изрече­нию: «молчание — золото», Иногда трусы стараются «рационализировать» свое поведение, ссылаясь на то, что смелость долж­на быть осмотрительной, но обычно они не проявляют и ос­мотрительной смелости. В других случаях маскируют свою трусость своею «скромностью», которая выступает прикрытием трусости.
Следующая черта волевой активности — инициативность Инициативным называется человек, которому, прежде всего, при­суще чувство нового. Это, кроме того, человек личного почина, требующего известной самостоятельности, уверенности в себе’ находчивости, быстроты ориентировки. Наши передовики, нова­торы производства, ведущие за собой других, — люди не только передовой мысли, но и сильной, инициативной воли.

Влияние на формирование характера

В сложных и многоплановых товарищеских взаимоотношениях образуются в пределах большого коллектива узкие и, если так можно выразиться, «специальные коллективы», объединяющие людей по одной интересующей их деятельности. Таковы, например, коллективы самодеятельности. Эти коллективы могут оказывать сильное влияние на черты характера своих членов. В работе С. Т. Ваниевой показано, как в коллективе учащихся, объединенных около школьного оперного театра, повысилась сознательность, произошло перерождение учащихся-индивидуалистов, скептиков, «трудных» и т. п. в коллективистов и организаторов. Трудно сказать, насколько эти перерождения были устойчивы, но работа достаточно убедительно показала значение «специальных» коллективов для воспитания у его членов положительных черт характера.
Встречаются еще случаи, когда организуются «коллективы», преследующие цели, далекие от целей коммунистического воспитания, а также имеющие свою особую «мораль», согласно которой, например, можно покрывать плохие поступки своих товарищей, не быть всегда откровенными и чистосердечными с педагогами и т. п. Конечно, такого рода «коллективы», как и группировки учащихся, враждебно относящиеся одна к другой, могут оказывать лишь отрицательное влияние на своих членов.
Личный пример – могучее средство воспитания и самовоспитания. И. П. Павлов называл людей самыми сильными раздражителями. Человек в своем жизненном пути входит в общение с большим числом людей в семье, в учебном заведении, на работе, во время досуга – это общение имеет различную продолжительность, разную впечатляющую силу и значимость для человека. Отношение к людям, с которыми человек сталкивается, разное: к одним – безразличное (в особенности к тем, встречи с которыми случайны и не имеют значения для данного человека), к другим – положительное, к третьим – критическое, иногда переходящее в отрицательное. Положительное отношение к человеку может иметь разную силу и выражение, от «платонической» высокой оценки до того, что человек становится примером или образцом для подражания.
Нами было проведено исследование влияния личного примера на формирование характера у учащихся десятых классов.
Первым вопросом в этом исследовании был вопрос о том, кто является примером. Рассматривалась роль личного примера учителей, родственников, товарищей, литературных героев. Была прослежена динамика или смена примеров из ближайшего окружения на разных этапах жизни каждого ученика. В отношении дошкольного возраста почти не приходится говорить о таких примерах, которым внутренне подражали бы дети. Еще нет оценки окружающих людей: встречаются лишь оценки отдельных черт обычно в связи с какими-либо поступками.

Метки: выражение, критическое, отрицательное

Графологические методы

Эти и другие подобные методы Пайнарда не могут служить для диагноза персеверации как жизненно важной черты харак­тера; они в лучшем случае могут быть использованы для изуче­ния переключения внимания, а если для изучения персеверации, в определенной узкой сфере и скорее как временного состо­яния.
Особое место в экспериментальном изучении характера за­нимает графология — наука, ставящая своей целью опре­деление характера по особенностям индивидуального почерка. Начало графологии восходит к 20-м годам*XVII в. она получи­ла большое распространение в западноевропейских странах, где наиболее разработанную ее систему дал Клягес. Одни гра­фологи считали показательным для характера начертание букв; другие исходили из более разностороннего рассмотрения по­черка, учитывая ряд показателей: форму буквы, форму связи, ширину строки, ровность букв в строке, направление линии в строке, колебания линии, пространство между буквами и слова­ми, силу нажима и др. Последний подход к изучению характера по почерку стал преобладающим. Экспериментальная проверка графологии показала некоторую ее значимость для диагноза ха­рактера в патологических случаях. Большие трудности возника­ют в получении количественных и качественных индикаторов письма.
Претензии графологов на познание характера по почерку не­основательны. Индивидуальный почерк приобретается в резуль­тате обучения, он может изменяться, во всяком случае, проек­ция в нем личности ничтожная. Отвергая претензии графологии, не следует полностью отрицать возможность использования гра­фологических показателей наряду с другими экспрессивными движениями. За это говорят исследования Айзенка и осо­бенно Олпорта и Вернона.
В США Дж. Дауней была сделана попытка создать серию испытаний воли и темперамента по особенностям письма.
Например, «свобода от инерции» определялась процентным отношением между максимальным и нормальным (привычным) темпом. Чем ниже этот процент, тем свобода от инерции боль­ше. Пластичность определялась изменчивостью почерка, коор­динация импульсов — скоростью письма в узком пространстве. Для определения характерологических качеств — решительности, самоуверенности и противовнушаемости — в серию вошли за­дачи, не связанные с особенностями письма.

Метки: манера, отношение, сторона

Человек-машина!

Французские материалисты XVIII столетия, в част­ности Ж. Ламеттри, автор книги «Человек-машина», принимали в основном положение, что человек есть ав­томат, упрекая Р. Декарта лишь в допущении божест­венной силы в человеческом теле. По поводу психи­ки животных Ж. Ламеттри в противовес Р. Декарту утверждал о наличии у них внутренних чувств и стра­стей, дающих им возможность реагировать при помощи превосходных пантомим.Г. Гегель в «Философии духа» внес существенный вклад в эту проблему, хотя и в идеалистической форме. Он указал на активную роль сознания личности в регулировании привычных автоматизированных процессов Ц психике и поведении человека. По его мнению, привычка есть весьма важное, но трудное понятие, а потому пси­хология до сих пор оставляла его без внимания.
В этом понятии высшая индивидуальная жизненность соединяется с противоположным ей бессознательным ме­ханическим течением процессов, в котором единичное более незаметно, а выдвигается на первый план лишь общее: «Когда мы учимся читать и писать, всякая буква и всякая черта составляет очень заметное представле­ние; если же мы путем продолжительных упражнений вполне научимся читать и писать, мы уже замечаем лишь целое, а не единичное»
Далее Гегель указывает, что привычка распростра­няется на все виды и ступени деятельности духа, стоя­ние, походку, акты зрения, мышления и т. д. Привычка есть освобождение и потому путь к свободе естественной души, поэтому говорить с презрением о рабстве привы­чек неумно, так как на самом деле всякая истинная свобода состоит в том, что мы следуем разумным зако­нам, а это достигается вполне естественным путем с по­мощью привыкания.
Гегель формулирует единство сознательного и меха­нического в привычке следующим образом: «Мы видим, следовательно, что в привычке наше сознание одновре­менно и присутствует в вещи, заинтересовано ею, и, на­оборот, отсутствует в ней, равнодушно к ней,- что наше «Я» в такой же мере присваивает себе вещь, как и на­оборот, отходит от нее,- что душа, с одной стороны, пол­ностью внедряется в свои обнаружения, а с другой сто­роны, покидает их, придавая им тем самым форму чего-то механического, какого-то голого действия природы»2. Прозорливость гениального мыслителя дала ему воз­можность распознать в автоматизированной форме при­выкания «вторую природу личности». И действительно.
любое осознаваемое, многократно повторяемое присвое­ние знания действия путем привычной автоматизации ос­вобождает внимание в психическом содержании, но в то Же время сохраняет, редуцирует, фиксирует и переводит в неосознаваемую сферу личности. Гегель здесь обнару­живает диалектику, внутреннюю органическую связь со­знательного и автоматизированного отражательного про­цесса внешней и внутрителесной информации. Неосоз­наваемое и сознаваемое не противостоят друг другу, это лишь разные уровни психического отражения (А. Н. Ле­онтьев).
В середине XIX столетия понимание человека как ав­томата было подхвачено представителями вульгарного материализма (Бюхнер, Фохт, Молешотт и др.). Слож­ные физиологические и психические процессы в орга­низме человека они сводили к механическим и автомати­чески протекающим явлениям. Это течение оказало зна­чительное влияние на ряд психиатров.

Метки: автомат, положение, тело

Субъективно-идеалистические школы

Сторонники различных субъективно-идеалистических школ в философии, психологии и психопатологии безот­носительно к тому, выражают ли они свои мысли откровенно либо завуалированно, рассматривают Я как неза­висимую и самостоятельно существующую субстанцию. Этот принцип субстанциональности Я неизбежно приводит их к утверждению имманентности сознания Я, к отго­раживанию личности от внешней среды, к абсолютному противопоставлению чувственно-предметной сферы со­знания Я сознанию, к отрыву психики от ее материаль­ного субстрата и, наконец, к игнорированию роли соци­ально-исторического процесса в формировании человече­ского сознания.В любом познавательном акте раскрывается следую­щая характерная особенность: например, увидев дом, я говорю: «Это я воспринимаю дом», однако я могу ска­зать иначе: «Это есть дом». При этом смысл останется тот же, но все же в первом случае подчеркивается субъ­ективный характер восприятия, а во втором – объектив­ное содержание его. Конечно, нужно признать мое лич­ное участие в акте видения дома. Тем не менее в любом восприятии, эмоции, рассуждении и действии в обычной практике жизни наше переживание направлено непосред­ственно на объект, существующий независимо от нашего Я, а не на переживание самого себя.
Затрагивая эту особенность в познавательном акте, И. М. Сеченов полагает, что всякое чувствование прояв­ляется в сознании и речи в двоякой форме: без придатка Я и с ним. «В первом случае, чувствование или мысль, облеченная в слово, имеют характер объективной пере­дачи испытанного: „дерево лежит на земле», „собака бе­жит», „кричит воробей», „цветок пахнет». Во втором те же самые акты получают характер описания личного чув­ствования определенной формы: „я вижу дерево лежа­щим на земле», „я вижу бегущую собаку», „я слышу крик воробья», „я ощущаю запах цветка».
Вся разница между ними только в прибавке двух субъективных членов „я вижу», „я слышу», а между тем такой резкой кажется она не только по форме, но и по смыслу: в одном случае передаются события, совершаю­щиеся вне нас, а в другом эти самые события описывают­ся как акты чувствования»
Таким образом, в процессе онтогенетического разви­тия личность, ее самосознание, приобретает способность относиться к актам собственного сознания самокритиче­ски, т. е. научается весьма четко и точно отделять все свое внутреннее, субъективное от всего приходящего из­вне, из объективного мира. Иначе личность не смогла бы самостоятельно существовать. Часто ли сознание нашего Я находится в центре нашего внимания? Представим се­бе, что в любом акте познания и действия мы в своих мыслях и речевой продукции постоянно упоминаем: «Это я вижу, я думаю, я делаю». В этих случаях сознание на­шего Я стало бы фактором, мешающим деятельности че­ловека и снижающим ее продуктивность. Как мы не всег­да направляем наше внимание на ощущения и представ­ления нашего тела, так и не всегда делаем объектом нашего внимания наше собственное Я. Эти самоощущения чаще бывают неосознаваемы вследствие их автоматизации. Конечно, в случае необхо­димости, в силу их эмоциональной потребности, самона­блюдения или патологических отклонений, мы переводим наше Я в центр сознания. Сознание нашего Я обнаруживается всегда во внут­реннем единстве с социально обусловленным психиче­ским содержанием. С. Иодль правильно утверждает, что не существует никакого состояния сознания, в котором наше Я было бы дано без определенного содержания мыслей, желаний. «Чистое» Я, как и «чистое сознание»,- пустая абстракция. Оно есть только словесная и понятий­ная форма, но не психическая реальность.

Метки: психология, психопатология, философия

Типические выражения индивидуального характера

Типическое — это характерное для группы. Говоря о типических выражениях индивидуального характера, мы указывали, что не все в деятельности и сознании человека в равной мере характеризует его. Подобным образом мы сделали бы ошибку, если бы считали, что все в представителе группы характеризует эту группу и является для нее типичным. Ведь и в рядах буржуазии были люди, формально принадлежавшие к этому классу, а фактически порвавшие с ним. Кроме того, могут быть представители группы более яркие по своим типиче­ским особенностям и с менее ярко выраженными особен­ностями.
Одной из типических черт отлично, успевающего ученика, не­сомненно, является интерес к учению. Но встречаются отдельные случаи, когда ученик отлично успевающий особого интереса к учению не проявляет. Роман К. окончил школу с медалью. Он, по его выражению, «учебой особо не интересовался» и занимал­ся более «по обязанности» — у него главным жизненным ин­тересом был спорт. Пример с Романом представляет собой лишь один из немногочисленных, но не исключительных слу­чаев.
Типическое представляет собой некоторое единство, некоторую цельность.
В. Г. Белинский в типичности художественных образов спра­ведливо усматривал один из самых отличительных признаков творческой оригинальности писателя. «У истинного таланта каж­дое лицо — тип, и каждый тип для читателя есть знакомый незнакомец»
Следует различать единство и цельность типа от единства и цельности отдельных типических черт. Бывают люди, во всем своем психическом облике воплощающие, например, литератур­ный тип. Мы говорим о человеке: «Это Дон-Кихот» или: «Это Гамлет». Но чаще в характере человека, можно найти лишь от­дельные черты Дон-Кихота, Гамлета и т. п., и эти черты уже не выражают цельности всего характера. Сказать о человеке: «В нем есть кое-что от Печорина», — не означает: «Этот чело­век — Печорин».
Типическое пластично, изменчиво, нередко противоречиво. Все факторы изменения характера и преж­де всего условия воспитания влияют как на индивидуальное, так и на типическое в характере. Педагогическая практика Ма­каренко показала многочисленные примеры создания нового ти­па ребят — горьковцев, членов коммуны имени Горького, но и этот тип приобретал новые черты в связи с изменением деятель­ности горьковцев, в связи с новыми задачами, которые встали, например, при переезде в Куряж.
В своей автобиографической трилогии («Повесть о детстве», «Вольница», «Лихая година») Ф. Гладков в образе своей мате­ри, молодой крестьянки Насти, показал, как покорное, придав­ленное существо, каким была эта женщина вначале, придя в рабочий коллектив ватажников, ощутив силу товарищества, общность стремлений, почувствовала себя человеком, умеющим постоять за себя и за других. Пока Настя была бесправной, она характеризовалась автором похожей «на девушку, попавшую в неволю», она «трещит, как лучина», «гнется, как былинка», а после внутреннего переворота «выпрямилась», в лице было за­метно «что-то новое».

Проблема личности

Более всех других философов-демократов внимания пробле­мам личности и способностей уделил в своих статьях Н. А. Доб­ролюбов. Исходя из антропологического принципа, он остро по­лемизировал с френологом Матвеем Волковым, согласно которо­му, пролетарии потому-то и бедны, что у них сильно развиты бу­гры «противоборности», «разрушительности» и «питательности» и совершенно не развиты бугры «работности», «почтительности».Добролюбов правильно понимал соотношение психического (души) и организма человека, когда писал: «…Душа не внешней связью соединяется с телом, не случайно в него положена, не уголок какой-нибудь занимает в нем,- а сливается с ним необ­ходимо, прочно и неразрывно, проникает его все и повсюду так что без нее, без этой силы, одушевляющей, невозможно вообра­зить себе живой человеческий организм (и наоборот)»43.
Добролюбов считал, что высшее счастье, для которого создан человек,- это труд на общее благо. В этом смысл теории «разум­ного эгоизма», разработанной им вместе с Чернышевским. Не­смотря на весь свой антропологизм, Добролюбов говорил и о способности человека жить для других. «Низшие предметы природы живут только в себе, наслаждаются собой,- человек мо­жет жить в других, наслаждаться чужой радостью, чужим сча­стьем. Если кто не чувствует в себе этой способности, значит, он еще мало развил в себе истинно человеческие элементы, значит, животные потребности слишком сильно преобладают в нем.
Взгляды на способности Добролюбова представляют боль­ший интерес, чем взгляды других философов-демократов, осо­бенно его концепция «неуместности», в которой явно видно влия­ние Дидро. «Давно уже кто-то заметил, что на свете нет неспо­собных людей, а есть только неуместные; что плохой извозчик и вываленный им из саней плохой чиновник, выгнанный из служ­бы за неспособность,- оба, быть может, не были бы плохими, если бы поменялись своими местами: чиновник, может быть, имеет от природы склонность к управлению лошадьми, а извоз­чик в состоянии отлично рассуждать о судебных делах… Все горе происходит от их неуместности, в которой опять не винова­ты ни чиновник, ни извозчик, а виновата их судьба…»45,-писал он, как бы предвосхищая будущие идеи о профориентации.

Метки: демократ, принцип, статья

Способности и потребности

Дееспособность есть понятие психологическое, хотя и было введено в науку физиологом А. А. Ухтомским. Это способность осуществлять в определенных условиях определенную деятель­ность или выполнять действия. Дееспособность опирается на ра­ботоспособность как на «физические способности», но не сводит­ся к ней. Здесь на первый план выступают психические способно­сти и решающее значение имеют мотивы деятельности. Поясним конкретным примером. Кислородное голодание, бесспорно, сни­жает работоспособность летчика. Но высокие мотивы боевой дея­тельности наших летчиков, в частности чувство долга, как мы могли в этом не раз убедиться во время Отечественной войны, давали им возможность не снижать своей дееспосообности в ус­ловиях даже резкой гипоксии. В 1953 г. мы с Г. Д. Народицкой проверили это и подтвердили в следующем эксперименте. В ба­рокамере изучались и отмечались различные нарушения дееспо­собности в условиях кислородного голодания. Когда же испыту­емым говорили, что данный эксперимент имеет особо важное зна­чение и на его основании будут сделаны особо ответственные выводы, ранее отмечавшиеся физиологические сдвиги выравнива­лись и дееспособность испытуемых даже повышалась.Трудоспособность есть понятие социологическое, также опира­ющееся на два предыдущих, но не сводящееся к ним. Работоспо­собность и дееспособность человека часто отрываются от тех об­щественно-исторических условий, в которых они совершаются, но трудоспособность всегда учитывает их. Там, где женщины и под­ростки считались нетрудоспособными ни до, ни после войны, они с успехом проявляли ее в период Отечественной войны. Оценка трудоспособности человека несравнимо более сложна, чем его дееспособности и тем более работоспособности. Она требует опы­та и всех современных условий, в том числе обязательно коллек­тива, в котором осуществляется труд. Критерии оценки трудоспо­собности всегда соотнесены с условиями труда. Кроме того, в от­личие от дееспособности как способности к строго определенным действиям или конкретной деятельности, трудоспособность – это способность к труду в целом, определяющая «профпригод­ность».
Для учения о способностях (как психических явлениях) дее­способность представляет центральное явление, частично вклю­чающее в себя работоспособность, опирающееся на физиологи­ческие (соматические) способности и в свою очередь полностью включаемое в трудоспособность. Поэтому психические способно­сти являются центральной, хотя и не единственной проблемой учения о способностях человека в целом.

Метки: потребность, профпригодность, трудоспособность